— Кир! — позвала она вполголоса.
Никакого ответа.
— Кир! — крикнула она.
От ее крика конь отдалился еще шагов на пять.
«Тум-тум-тум, не одно, так другое», — на размышления времени не было. Астра стояла, не глядя на Каурого, чтобы он не прочитал в ее глазах, потом, повернувшись спиной, принялась незаметно пятиться к длинному поводу, тянувшемуся по земле. По счастью, сочная трава отвлекла короткие лошадиные мысли. Мгновение! И удило звякнуло о страшноватый конский оскал.
Молодой ельник и мягкую луговину она проскочила, осматриваясь и ища следы.
— Кир, Кир!!
Ущелье углублялось, склоны его темнели, лишь справа светлел широкий проем, откуда бежали два мелких ручейка-притока. Эту развилку она миновала на рысях, уверенная, что уж эти струйки Кира не прельстят, коль тут же слева гремит и пенится основной поток! Вскоре появилось травяное болото, поросшее осокой и мелким кустарником. Склоны вновь сомкнулись, потемнело, в шуме дождя и грохоте вспухшего потока безнадежно тонул ее комариный писк.
— Кир, Кир!!
Где этот отмороженный?! Бранясь, как настоящая леди, она развернулась и поехала назад. Покричала-поискала в ельнике и вновь погнала вниз, дальше, дальше. После кочковатого болота рассекла лопушистые заросли борщевика, миновала грубо-обломочную осыпь, неприятно скрытую в кустистом бурьяне, проехала еще метров двести и «уперлась». Дальше хода не было. Длинный каменный выступ справа, похожий на огромного звероящера высотой метров пятнадцать, покрытого бурой шерстью из кривых березок, перекрыл ущелье почти наглухо, оттеснив ручей влево. Там он в бешеном водовороте крутился под отвесной стенкой, гладкой как зеркало. В таких случаях путники загодя переходят на другой берег, вон туда, где на деревьях светлеют зарубки тропы, но Кир не мог знать об этом! И если его нет за спиной, значит, он перешел выступ выше по склону и мечется сейчас один по ту сторону «звероящера»! А может, вспомнив дальневосточную отвагу, он, чего доброго, уже на том берегу? Навряд ли. Не без ума же он!
В растерянности она оглянулась по сторонам. И вдруг сквозь сумерки и сетку дождя увидела всадника!
— Кир, Кир!
Обрываясь на кочках, помчалась бегом навстречу, скорее, скорее… Нет. Это старая коряга, уродливая, как само зло, торчала из болота среди низких кустов. В тяжелых, полных воды сапогах Астра поплелась обратно. Бедный Каурый, живая душа, встретил ее настороженным «то-то-то», низким звуком испуганного существа, раненого, заседланного, стоящего на привязи в темном лесу. Где же он? Неужели за перешейком? Неужели придется… а неужели нет?
Полевую сумку с картами она укрепила впереди, плащ обернула вокруг пояса, потрепала по шее коня и, уже не колеблясь, взялась за ветви корявых березок. На коленях, локтях, по-звериному, обрываясь, постанывая, повизгивая, стала продираться в зарослях выше и выше. Гребень. В последний раз всмотрелась в оставляемую долину — нет? И повернулась спиной.
По другую сторону было темнее и глуше, тайга спускалась чуть не к самому руслу, над прибрежным лужком молочно белел туманчик. А правее и выше, в глубине склона что-то светлелось и двигалось. Они!
— Кир, Кир!!
Ухая в ямы, проскальзывая, царапаясь о невидимые уже ветки, скатилась вниз, скорее, скорее… Что за чудище? Перед ней топорщился вывороченный бурей кедр. Ствол его давно истлел под толстым зеленым мхом, но корни сохранились отлично; скрюченные горстью, они крепко удерживали в своей путанице серую почву. Она и светлелась издали, и словно двигалась за кустами.
Все. Идти больше некуда.
Впервые Астра подумала о себе. Одна, в тайге, ночью? Не сон ли? Неужели это она, та, что она в себе знает, неужели это она стоит под дождем, в черном ущелье, мокрая до нитки? Что происходит? Что вообще с ней происходит?
Изогнутые корни дерева напоминали низкую крышу. Под нею было сухо и даже постлано шелковистой травкой. Смешно сказать, но такого местечка не найти сейчас далеко окрест этого места! И не веря, не принимая, но подчиняясь, она опустила на землю тяжелую сумку. Умостила в голова, разделась донага (ночевать в мокром — прямая угроза здоровью, а ей еще жить да жить, ей и ее будущим детям), завернулась в холодный плащ и сжалась в норе под корнями.
Наступившая темнота была абсолютной, кромешной. Дождь перестал. Соседнее дерево тихо поскрипывало «скрип-скрип», падали редкие капли с ветвей «кап-кап», по черноте плавали круги, чудились шаги, дыхание…
Рассвет занялся холодный и ясный. Содрогаясь от ледяной одежды, она снарядилась, и на негнущихся ногах направилась обратно, «туда, туда», по тяготению. Мокрый лужок добавил холода в сапоги. Вновь начались цепляния за ветви, звериные усилия, подъем. Что вело её? Мыслей не было, их заменяло чистое зрение как-то на окраине, без слов. Пухлые белые тучки на освещенной зелени косых хвойных склонов напоминали на китайские акварели… Гребень. И тупое глядение без осознания: две лошади, две чистые спины внизу на траве, палатка… В ней по босяцки, прямо на седлах, спящий Кир.