После ужина она, Кир и Корниенко были приглашены на угощение к начальнику. В светлом платье, в золоченых босоножках вошла она в большую палатку.
Посылка с искристой бутылью рома литра на полтора, с лимонами, кофе, шпротами и сухой, как палка, копченой колбасой была открыта и красиво разложена на походном столе. Стояли свечи.
Гости расселись.
— Рад видеть всех вас в своей кают-компании, — Окаста и впрямь был похож на капитана в легкой тельняшке, с красным платком на шее, широким ремнем на поясе. — Единственной женщине — почет и уважение, — он предложил ей место во главе стола, а сам устроился напротив, спиной к выходу.
Все улыбались, предвкушая изысканную для тайги трапезу.
— Скажи тост, красавица, — прищуриваясь, глядя словно издалека, предложил Вехов. — Сто лет не слышал женского голоса. Расскажи, как живешь, о чем мечтаешь? В полный рост, как на исповеди.
Ром был разлит по рюмкам, также присланным в посылке, и дивный тропический букет распространялся в воздухе.
Астра поднялась. Загорелая, в открытом платье, с ясной лентой в волосах, она была светла и спокойна. «Милая, красивая…» — не отрывал глаз Окаста.
— Я поздравляю всех нас с вашим благополучным возвращением, Окаста Савельевич! Уверена, что вами отработан огромный кусок территории и, возможно, открыто месторождение радоновых вод. Но мне хотелось бы… — она смотрела ему в глаза, — чтобы вы рассказали нам о тех мыслях, что приходят пустыннику в уединенных скитаниях. О чем думалось? Какие борения претерпели?
— Во-от! В точку! — вскричал Окаста.
— За вас, за ваши искания на путях мирских и духовных!
Опрокинув рюмку, он вновь устремил на Астру испытывающий взгляд.
— Возвращаюсь к своему вопросу, Астра. Поведай нам, что ты ищешь в горной тайге? Не радон же, в самом деле. Налейте всем по-второй.
— По-второй? — взглянула она со значением.
Окаста кивнул — помню, помню.
— Так зачем тебе, женщине, эти странствия? Я полный безандестенд, как говорится. Или в городе скучно, нет развлечений? Или… — он вздрогнул, не досказав.
Кир напряг ноздри, мышцы. Еще слово и он… Астра покачала в бокале золотистый ром. «Тум-тум-тум. Я не позволю себя оскорбить, не дам определить-связать, не попадусь в твою ловушку. Я это я, и я выстою против тебя».
— Не коси, Астра! — почти крикнул Окаста.
— Хорошо. Согласитесь, что горно-таежный конный маршрут — редкостная работа для тела и духа, только вот делать в его рамках надо простые грубые вещи, иначе кто-нибудь да пострадает, та же лошадь. Это непрестанно напрягает тебя, пока ты в седле.
— Ясно, ясно. Русским по-белому. Дальше, — перебил он.
— Крепок ваш ром, хозяин! Что вы желаете знать? — чуть не с материнской лаской посмотрела она. — Что изредка, на грунтовой дороге, когда лагерь уже на виду и нет нужды в карте и компасе, приходят кое-какие мысли, достойные человека разумного? И думается о высоком и чистом? И что это дороже всех развлечений? Воистину так. А теперь, геологи, выпьем за тех, кто в поле.
Кир перевел дух. Окаста, сквозь рюмку, наполненную до половины, смотрел, не мигая, на пламя свечи.
— «Вы слишком молоды и хороши собой, чтобы жить в провинции», — процедил он, нападая на нее, как в тот самый первый раз.
— Достоевский, — с хмельной растяжкой, произнесла Астра. Ей помнились те же строки. — «Молоды и хороши собой» — мой респект. «В провинции…» А мне как-то не жалко жить здесь, уважаемый капитан. Спасибо маршрутам, хорошо, что они были, иначе бы я корила себя, молодую-интересную, за пресную жизнь в столице. Зато теперь, после тайги и палаточного уюта, я не против столичных хорóм, мне снятся стихи, музыка, «в сердце холодеющая нежность». Потому что когда-нибудь я созрею, дозрею, почувствую, что пора — и напишу.
— Напишешь? — этого Окаста не ожидал. — О чем?
— О женщине…
— Хм…
— Вот вам, Окаста Савельевич, исповедь провинциалки. Спасибо за угощение, третью пить не буду, вам больше достанется. До завтра.
— Ты лукавишь, Астра!
— Тра-ля-ля.
— Не уходи!
Он ухватил ее за платье, но она вывернулась и выскользнула из его рук.
Добираясь до полянки, она пошатывалась, касалась руками травы и деревьев. Крепость рома была 86 градусов, уклон склона градусов тридцать. Напилась воды из ручья, забралась в палатку, крепко-накрепко застегнула на все пуговицы, крючки и завязки свою дверь. И неспроста. Ночью кто-то шумел, звал ее, ходил пить к ручью, упал в него. Она лишь уютнее поджала колени и почти не проснулась.
Наутро появился вертолет. Маленький, двухместный, ярко-синий, с опрятным пилотом в летной форме, Володей. На зависть Эрсолу, он взял на борт Астру с ее картами. К алюминиевому запаху, действительно резковатому с непривычки, она притерпелась за полчаса, и больше он ее не беспокоил. Внизу неслись долины, горные гребни, ручьи и реки, такие знакомые, так напоминающие карту. Но вот машинка со второго и даже третьего захода взяла тот перевал, который она прошла недели две назад с Тандыном. «А мы здесь были», — с улыбкой оглянулась на пилота, но он напряженно смотрел вперед. Вот показались страшные кары и озы, длинные серые осыпи, вот хищно протянулись к вертолету острые заснеженные зубы.