— Астра! — окликнули ее в полутьме.
— Боб?
— Я видел, как ты поднялась мимо всех. Полюбила одиночество? А В-нс уже пришел.
— В том-то и дело, Боб.
Он понял мгновенно.
— Не хочешь его видеть?
— Не то слово. И ничего не могу с собой поделать.
— Я тоже.
— Ты?! Давно ли?
— Давно.
Он прошелся по темному паркету, блестевшему елочкой от редких уличных фонарей.
— Нам надо поработать, Астра.
Она молчала.
— Есть запрос. Может быть, на эту проблему, может, и нет. Но когда работают двое, отрабатываются целые пласты.
— Я знаю.
Он обнял ее, коснулся щеки. И вдруг оба с такой страстью прильнули в поцелуе, словно стремились друг к другу чуть не всю жизнь.
— О-о, — выдохнул Боб.
Они спустились в зал вдвоем. Пусть, кому надо, понимают, что они работают вместе.
Но залу было не до них. В зале шла перебранка.
— Вы, В-нс, нарочно так делаете, что мы и не хотим, а приходим! — кричала «почтальонка», — это нечестно. Вы давали нам запретные знания, о которых мы не просили, а теперь… у вас много умных слов против меня, но я чувствую, нутром ощущаю, как вы посадили меня на крючок, лишили воли и свободного соображения! Получается, что есть мы, неосмысленная толпа, и есть вы — высота и свет. А, по-моему, не так. Есть жизнь, и в ней есть вы и есть мы, разновысокие относительно друг друга.
— Рабами сделали, послушниками, — вторила ей Тина. — Обучаете свободе в пределах рабства перед вами. Что вы у нас берете, какую энергию? Признайтесь. Молчите?
В-нс с улыбкой стоял посередине. Потом поднял палец правой руки.
— Не ищите недостатков у нас, ищите недостатки у себя. Вот что бывает, когда задеваются самые глубокие, самые береженые и любимые прошивки: встают на дыбы, как ревнивые жены. «За это можно жизнь отдать!», как поется, вместо того, чтобы отработать и сменить себя на новую, свободную от… Кстати, от чего? Кто и что увидел в этом выступлении? Ситуация дается на всех.
— Гордыню.
— Агрессивность.
— Неуважение к Учителю.
— И к залу.
— Самоуничижение.
— Страх.
— Злобность.
В-нс кивал головой.
— Всех зацепим! Меня на всех хватит. А теперь поблагодарим наших товарищей за то, что высветили для нас и для себя столько необходимой работы и начнем занятия. Если вы заметили, на прошедшей неделе произошли крупные общественные движения в странах Латинской Америки. Кто из вас почувствовал… — и занятия, по обыкновению, круто пошли вверх, чтобы завязаться с неожиданной проблемой нападений на Землю из прошлого или будущего, которую возможно отработать только всем вместе в этом зале, оставив большую часть для домашних размышлений.
Астра смотрела на Тину. Низко опустив голову, та сидела на своем коврике и тихо плакала. С честью выдерживали испытание ее накрашенные ресницы. «Почтальонка» же, собрав вещички, покинула зал, бесшумно притворив за собою дверь. Потянувшись, Астра коснулась тининого плеча и изобразила губами поцелуй. Ответом ей была благодарная улыбка.
На неделе Боб вызвал Астру на прогулку. Они сходили в кино, обсудили проблему фильма, она рассказала ему о своей попытке пройти к В-су, о портрете, не упоминая о схватке с самим Бобом, он тоже много рассказывал, веско, умно. «Работа вдвоем» началась.
— Ходят слухи, что ты печатаешься? — спросил он.
— Чуточку.
— Тогда слушай мои стихи. Мы с тобой на время работы есть едина плоть и единый дух. Творчество и любовь — самые яркие заменители жизни.
— Сам надумал?
— Не помню.
— Навряд ли так. Любовь, творчество, жизнь — уравнение из трех неизвестных. Хотя, если отработать творчество и любовь… ах, не знаю, не знаю. Но интересно как!
— Кто знает… Слушай.
Его чтение напоминало камнепад, несвязные сильные смыслы, они катились с обрыва и даже грамматика, казалось, прогибалась, чтобы уступить им. О благородстве и призвании человека, о тысячелетиях испытаний, о непобедимости того, кто носит имя Человека, о его месте во Вселенной. И это говорил представитель самой «зверской» цивилизации!
— Начиная со следующей пятницы, мы будем заниматься всю ночь, — сказал он на прощанье. — Вначале, как обычно, лекция, а затем до самого утра — фильмы, подобранные В-нсом к насущной проблеме. Вот. У меня есть ключ от директорского кабинета. Ясно?