Он поцеловал ее упругими губами.
Была уже весна. Размок до весенней грязи мягкий сквер, все гуляли по выложенным каменным дорожкам. Вдоль аллеи бежали ручьи с корабликами из бумажек и щепок. Пора было думать о летнем отдыхе, о десятках мелочей. Но Астре было не до них. Страсть сжигала ее. Боб, Боб… картины разворачивались в воображении одна жарче другой, а она-то считала себя достаточно искушенной! Надо было что-то делать. Сидя на коврике, она пыталась разобраться, и вдруг увидела, почувствовала перед собой темные глаза Боба.
— Что, Боб, что? Чего ты хочешь?
Вместо ответа из глаз его выдвинулись два мужских фаллоса и с наслаждением погрузились в ее глаза…. Он открыл дверь своим ключом. В широком кабинете стояли ряды стульев и широкий велюровый диван. Боб накрыл его простыней.
— Астра!
Через минуту оба они превратились в единый костер, унеслись, улетели невесть куда. Сколько времени это длилось? Вдруг она ощутила рисковую возможность иного состояния, войти в которое можно было только налегке — без «я», без страховки, в неведомое, в неизвестное. Рискнула… взлет… и очутилась в своем доме, в спальне, где-то над шкафом — скороизменчивая слыше-видящая осознающая душа. В комнате горел торшер. Кир в домашней куртке лежал поверх одеяла, закинув руку за голову. Белела полосочка на запястье. Вдруг он насторожился, приподнялся на локте и принялся медленно обводить глазами комнату. Еще мгновение и они бы встретились взглядами!
Сделав усилие, она вновь очутилась в собственном теле, в сумасшедших объятиях Боба.
«Додумаю. Потом. Это главное».
В последующие дни они встречались и говорили, говорили.
— Я не могу отделить себя от В-нса, — признавался Боб. — Я слишком сплавлен с ним. У меня даже мелькнуло, что хорошо бы заболеть смертельной болезнью, чтобы вообще не видеть, не ездить к нему. Представь, мне пришлось даже нарисовать его профиль и работать с рисунком. Все равно не получается. Ничего!
— Ты хотел перестать исчезать перед ним, найти себя, свою целостность?
— Куда там! Даже от рисунка свистит такой сбивающий поток на все центры, что сносит напрочь! Не знаю, как тебе, Астра, а мне видится, что я, словно узник, заточен в горе, которую надо протопить своей башкой, чтобы увидеть хотя бы склоны.
— Мне это близко. Пробиваться навстречу бурану, сбивающему с ног, в цепях и путах. Но это ведь пóшло, Боб: вначале боготворить, потом разоблачать. Надо освободиться и работать с ним на его скорости.
— Точнее сказать, на ускорении. Но освободиться… не для всех это насущно. У нас ведь есть ребята, что очень сильно и полезно работают в его упряжке, по-настоящему помогают В-нсу. И я не уверен, что они в цепях.
— Я подходила к ним, спрашивала то одно, то другое. Меня встречали уклончивые улыбки и ни одного вразумительного ответа. Над чем они работают? Почему такая скрытность?
— Они видят твою ауру, иссеченную сомнениями, и не хотят загрязняться.
— О-о?
— А ты как думала? Вот отработаешь, найдешь себя новую, тогда они подойдут сами. Учитель всегда готов, был бы готов ученик.
— Могут ли они развиваться без него?
— Не уверен.
— А мне кажется, я уже могу.
— Мне тоже мелькает изредка.
— Вон что… Оказывается, не зря нас с тобой свели.
— Естественно, — ответил он словечком В-са. — Мы должны слиться на всех уровнях, обменяться качествами, которых нет либо у меня, либо у тебя, чтобы стать совершеннее и самодостаточнее.
Она медленно улыбнулась.
— Но Боб… Людей на свете вон сколько, и качества у всех разные. Как же быть?
Он рассмеялся.
— Понял. Если ты работаешь с парой, а не просто развлекаешься, не нужно многих вариантов, чтобы добрать себя. Успокоилась?
Астра помолчала, потом начала загадочно.
— Знаешь… открою тебе маленькую тайну.
— Ну?
— Как-то после занятий я шла поблизости от В-нса, надеясь о чем-то спросить или послушать его среди нашей толпы. И вдруг ощутила светлую теплоту и отраду. Они струились с его стороны по неведомым каналам души так чисто и явственно, что я приостановилась. Приостановился и он, посмотрел, посмотрел, и не найдя достойного, молча проследовал дальше.
— Красиво. И что из этого?
Астра помолчала. Сказать, не сказать?
— Да уж говори, говори.
— Мне кажется, что в каких-то его системах я — сестра ему.
Боб сосредоточился.
— Ошибка. Что-то иное. Не говори никому.
— Не скажу. Интересно, как его воспринимают посторонние, те, кто вообще не знают его?