Пошатываясь, по вагону брел невысокий мужчина в чистой рубашке, с простым загорелым лицом. Свободных мест было много, но мужчина, словно по ниточке, приблизился к ее скамье и сел рядом. Со слов В-нса, она знала, что пьяные напрямую связаны со «своими», что русское пьянство имеет даже охранительное свойство, потому что в наш технический сокрушительный век укрывает души от разрушения. Но и не развивает их. Поэтому она отнеслась к человеку, которого к ней «подвели», с мягким вниманием.
— Вот, — сказал он, не зная, как начать разговор, и показал зачем-то на свои часы.
— Да, — поддержала она, посмотрев на свои часики, — у вас точное время, минута в минуту.
— Я еду из лечебницы, — оживился он, — я прораб, пью горькую, теперь пошел лечиться. Но что же это? Вкатили укол и вывели за дверь, даже полежать не дали! А деньги вперед!
— Вы живете с семьей?
— Какое! К матери еду, отлежусь у нее. У меня есть своя квартира в Москве, но я не могу жить один.
— Страшно?
— Да.
Он повернулся к ней, хороший, умный, пропадающий, лет сорока, не больше.
— Жена ушла, дочку взяла. А я один не могу.
Астра прислушалась к себе. Имеет ли она право давать советы, учить приемам? Если он пойдет не туда, сможет ли она помочь ему? Значит, не имеет. Но человек ждет. Только намеком, полусловом, не больше.
— А вы можете, когда это накатывает, что-то делать, делать внутри себя? В груди, в душе. Делать, делать изо всех сил, пока не выйдете.
Мужчина замер, слушая ее слова.
— Мне… да, это внятно, да, я чувствую, что смогу. И раз, и другой… — он быстро повернулся к ней. — А ты что, лечилась, да? От алкоголизма? От зависимости?
Она улыбнулась.
«Лечусь. От зависимости».
На станции, прямо у платформы шло веселье под гармонь. Провожали кого-то или просто гуляли, но так заливисто, что Астра вступила в круг. Она всегда плясала под гармонь еще с Усть-Вачки, и тут распахнула руки. Ее заметили, тут же возник мужичок-умелец, и с ним вдвоем они выдали такого «русского» да «Семеновну», что словно гора с плеч свалилась! И автобус подали тоже словно для нее.
А Проша этим летом стал ходить с Сеней в настоящий лес. Они перебирались через овраг, пересекали ячменное поле и входили в лесной сумрак. На старых елях блестели подтеки смолы, зеленый мох устилал землю.
Сеня всегда знал, в какую сторону идти. С ним не заблудишься. У него вообще уйма всяких умений. Он и свистел, и дрался, он сам сколотил будку для Шарика и забор. Сеня был худой, загорелый, с белыми бровями, а по рукам, от ладоней до локтя, у него тянулись настоящие трудовые жилы.
А как собирал грибы! Проша еще только-только оглядывался, а Сеня — хоп! и берет гриб из-под самых его ног. Да не какой-нибудь, а белый!
— Как ты их видишь? Научи меня.
— Учись, — ухмылялся Сеня и начинал обидно хохотать. — Тебе только мухоморы собирать. Вон они, сами на тебя смотрят.
Но зато когда везло, когда встречался настоящий гриб, Проша запоминал его во всех подробностях. И как стоял его грибок, и был ли прикрыт листочком, и какие вокруг росли травы. Что же до мухоморов, то их и впрямь было многовато. Рослые, нарядные, они занимали все видные места.
— Жалко, что несъедобные. Неужели они никому не нужны?
— Мухоморами лоси лечатся, — объяснял Сеня. — Видал лосей-то?
— Никогда. Большие?
— Ноги — во! Рога — во! И горбатые, — Сеня очертил руками нечто невиданное, от чего не спрятаться, не убежать.
И вот как-то раз шли они по лесной дороге. Под зелеными лучами сверкали длинные лужи, блестела трава. А Сенька плел истории про прошлогодний снег, будто бы зимой его намело столько, что Шарик, забравшись на сугроб, просунул морду в форточку. Проша не верил, Сенька горячился, вместе они кричали на весь лес, а глаза их нет-нет да и шарили по обочинам, под ближними кустами.
— Белые! — заметил Проша две шляпки сразу. — Мои, мои!
И кинулся в орешник. В ту же минуту раздался громкий треск. Проша отскочил обратно, а из зарослей с другой стороны выбежал на дорогу лосенок. Серый, голенастый, с черными коленками, он опрометью пустился вскачь под разбойничий свист и хохот Сеньки.
В другой раз получилось еще интереснее. Они возвращались домой и уже вышли к большой поляне, как вдруг Сеня замер на месте.
— Глянь туда.
На поляне в дымке росы стоял взрослый лось. Высокий, с горбом, с висячей мордой, ни на кого не похожий. Настоящее страшилище с рогами.
Проша перестал дышать.
— Он нас не увидит?
Сенька коварно улыбнулся. И вдруг крикнул в полный голос.