– Сэлли! – вопил я. – Сэлли! – Но увы, она уже отвернулась, повернулась ко мне спиной, уже затерялась в толпе.
Я бросил взгляд себе на ноги. Одна бабёнка с дикими как у всех торчков глазами вцепилась в мою правую ногу так беззаветно, словно родила её на свет. Левая же моя нога была в плену у плешивого паренька, похожего на продавца хозтоваров, который вытаращился на меня так, словно я только что раздавил жабу. – Христос! – блеяли они. – Христос!
В голове у меня всё полыхало пламенем, а мне только этого и надо было. Сунув руку за пояс, я вытянул пушку. Я мог бы сделать мучеником любого из них, но начал с бабёнки. Я склонился над ней, лежащей на жестком бетоне лестницы, и коснулся коротким дулом своей пушки к её уху так нежно, как и надлежит всякому медработнику. Грохот выстрела вырубил Христа. Вырубил его наглухо, до мёртвой тишины. И следующим был продавец хозтоваров. Затем я развернулся к Бородачу.
Это было несложно. Совсем просто. Так же, как убивать младенцев.