Потолкавшись немного на новом месте и послав куда подальше пару глухихи старух и хамовитого толстяка мясника, более старший из ребят решил наконец вновь обратится к ровеснику: «Ты откуда? Селянин?»
Младший немного испугался, потом поправил свои короткие штаны и довольно бедненькую грубую тканную курточку, и обиженно засопев спросил: «И что?»
— Дурья голова — да ничего! Я так, для разговора, пока наши будущие правители прибудут. Ты слишком медлителен для горожанина, тем более столичного. Значит прибыл откуда то из ближайших сёл или вместе с торговыми повозками, что массово тащат товары к нам, в преддверии праздника Избрания и Коронации, ведь так?
— Угу… — вовсю заулыбался довольный объяснением младший из ребят. — Я был с нашими бочарями. Батя при них мастером, а меня взял что бы я посмотрел на такое великое событие: смену правителя нашей державы! Вот.
— И как вас сударь, сын мастера бочара, зовут? — не без ехидства поинтересовался горожанин.
— Жак. Сын Жана.
— Жак-простак. — немного грубо констатировал местный юноша.
— Почему? — скорее с любопытством, чем обидой в голосе, спросил Жак.
— Честно говоря — не знаю! Наши, из мелких дворянчиков без земли и рыцарей, которых по походам лишь пинками и таскают — именно так вас всегда называют, когда напьются. Причины этого мне неведомы, возможно что такое было поводом…
— Ваши? — с дрожью в голосе спросил Жак, думая что перед ним какой из сыновей дворян, а он с ним вот так, запросто разговаривает.
— Ага. Что мелкий рыцаришка без замка, что горожанин столицы великой империи — одна ровня! А ты как думал?! Мы не то что обычные, из полисных жителей, мы живём там — где вся власть и деньги у нас перед носом, вот так и бурлят! Всё знаем: какие законы примут, куда имперский поход уйдёт, кто с кем изменял из князей и герцогов…
— Ого… — Жак немного растерялся, так как не до конца понял что ему говорили. Однако тут же спросил внове, — А вас как зовут?
— Атаульф. Сын Аделарда. Батя мой при имперских переписчиках обитается, помогает с кожами для книг — достаёт самые подходящие, помогает переплётчикам во дворце. А там, при писцах книгочеях — все новости узнать можно и понять, что в державе нашей и как обустроенно… — важно заявил старший парень и внезапно толкнув Жака в плечо, проорал радостно. — Всё! Первый уже прибыл! Едут!!!
Толпа заволновалась и загудела ещё пару минут назад, но ребята, занятые своими разговорами и новым знакомством, заметили что что то изменилось — лишь по приближении и выезде первого из наследников со свитой на улочку, на изгибе которой они сейчас и находились.
Отовсюду из толпы раздавались крики и клятвы верно служить, нередко пьяными вусмерть хриплыми голосами. Частые женские перешёптывания и свист радостных подростков, барабанная дробь и цокот множества копыт на каменной мостовой.
Первым, согласно протоколу въезда сговоренному имперским канцеляристом Аргуином и главным министром Дезидерием — прибыл внук покойного императора из Уммланда, Лиутпранд и теперь ему доставалась вся первичная радость от встречи с будущим правителем, что накопилась у жителей столицы и её гостей, со времени смерти императора-основателя державы и до этого самого времени.
Люди вовсю усмехались и умилялись. Женщины нередко одновременно и плакали вместе с этим. Дети размахивали руками и цветами зажатыми в них и вовсю орали, создавая конкуренцию пьяницам — делавшим примерно те же вещи но без цветов и частично выведенным из человеческого моря бдительной столичной стражей.
Наследник из Уммланда ехал неспеша, специально стараясь покрасоваться перед встречающими его людьми, благо волей случая и переговорам — именно он въезжал в столицу империи первым из кандидатов на трон и мог с полным правом получить всеобщее одобрение, благодаря новизне происходящего и умению производить впечатление. Что что, а последнее — он умел и любил делать.
Вице король Уммланда, Лиутпранд — одевался столь ярко и вычурно, что получил прозвание «Павлин» даже от своего окружения, в народе же он стал именоваться «Звездой»: сейчас, проезжая по столице своего недавно умершего деда, Лиутпранд был наряжен в дорогущий жёлто-оранжево-красный бархат, с золотой вышивкой по всему одеянию.
Носил огромный, лихо заломленный берет с ворохом огромных длинных перьев, с надетой поверх берета тонкой короной с изумрудами и широкий, небрежно завязаный шёлковый пояс, по отражавшемуся от него солнечному утреннему свету — словно полностью состоящий из золота и драгоценных камней.
Лиутпранд любил сам придумывать новые одежды для себя и своих слуг или оруженосцев. Требовал от придворных художников, в управляемом им королевстве, определённых традиций в изображении его на холстах и вообще — считался законодателем многих мод в империи деда, соперничая в этом с любителем всех удивлять, Избирателем князем Гассаксом.
Данный внук-наследник был хорошо развит физически, умел отлично выступать с речами и музицировать, ездить на лошадях и играть в мяч. Обожал огромные балы, но при этом был совершенно равнодушен к охотам.
У многих его знавших людей складывалось ощущение, что наследник старается компенсировать отсутствие внимания со стороны родителей и постоянной занятостью деда — тем что сам организовывает мероприятия, где бы он всегда был в центре всеобщего внимания и по возможности, обожания.
Огромные, на несколько сот приглашённых гостей, салонные обсуждения новых дамских мод — где Лиутпранд председательствовал и давал советы.
Невероятные балы: с тысячей музыкантов и художников, что писали огромные портреты фавориток вице-короля и дам, которые стали фаворитками прямо на балу, как «победительницы вызовов красоты» монарха Уммланда.
Лиутпранд был мот и модник. Обожал повторять увиденные им и понравившиеся театральные жесты и фразы, чем нередко огорчал своего деда, императора, который переживал что держава может попасть в руки «негодного кривляки с подмостков».
Когда стали известны довольно свободные нравы, царящие в его землях, где инквизиция была сильно ущемлена в правах на следствие и наказание, вместе со жрецами культа Солнца — многие призадумались: было известно и ранее, что уммландский внук императора нередко, при посещении поместий своих дворян — немедля отправлялся с визитом и к их жёнам, где в качестве церемониала встречи правителя — мужья стояли рядом и держали свечи, пока Лиутпранд вовсю старался с увеличением плодородия аристократии ему вверенного королевства.
Церемониал «держания свечей» — стал чуть ли не официальным хорошим тоном, при приёме вице короля и его свиты, в замках знатных людей.
Однако внутри самого Уммланда это не вызывало особых споров или ненависти к наследнику: то ли там и ранее были таковые нравы и вице-король лишь возглавил и усовершенствовал их, то ли смог убедить всех что это нормально и разумно — однако особо на него никогда не жаловались императору и Лиутпранд считался чуть ли не образцовым для подражания правителем.
Церковь его ненавидила и требовала приструнить, на аудиенциях у императора. Знтные люди смеялись и считали что он «свой человек». Простецы хохотали и украдкой рассказывали срамные истории с его похождениями, но без всякой злобы.
Его, как и его брата, правителя Ромлеи, так пока что и не удалось женить и сейчас вовсю ходили слухи о возможном браке с великой княгиней бывшего королевства Амазонии, что являлось сейчас частью империи деда Лиутпранда, однако довольно мятежной и воинственной, и брак представителей имперской династии и правителей Амазонии мог бы несколько сгладить конфликты и трения последних лет.
Галантный сердцеед и модник, обожающий балы и любовные утехи, и откровенно скучающий на войнах и охотах — Лиутпранд тем не менее явно был не дураком, что явно показывала его свита, ехавшая вслед своему, несколько излишне раззолоченному, патрону.