Проклятый что-то сказал. У него был приятный голос. Синие узоры на его лице посветлели, мягко замерцали. И Айрис вдруг поняла все то, что он сказал. Невозможно. Проклятые не могут разговаривать на том же языке. Да он и не говорит на том же, с его губ срываются новые слова и звуки, которые — вот чудеса! — понятны.
— Неплохие характеристики, — усмехнувшись, произнес Проклятый, — возможно, переживешь имплантацию. Тебя развяжут, дадут одежду, поживешь пока здесь несколько дней. А потом мы продолжим.
«Я его понимаю. Понимаю!» — Айрис бултыхалась вдвоем ужасе, кровь стыла в жилах, и тут бы просто потерять сознание и окунуться в спасительную тьму, но… не получалось. Наоборот, мысли прояснились — от отчаяния и осознания безнадежности происходящего. И внезапно Айрис окутало спокойствие. Такое спокойствие бывает у людей, с которыми уже произошло все самое страшное.
Она посмотрела еще раз на Проклятого.
Он был одет в черный облегающий комбинезон из неизвестного Айрис материала, под тканью прорисовывались хорошо развитые мышцы.
«Черный на белом», — мелькнула глупая мысль, и она же показалась Айрис внезапно забавной.
Они находились в совершенно белой комнате с такими гладкими стенами, каких Айрис отродясь не видела. А еще у стены, сразу за широкими плечами Проклятого, виднелись странные белые короба, испещренные светящимися точками. Красными, зелеными, синими. Они мигали, и в тот момент, когда гасла или загоралась очередная точка, в недрах коробов что-то тихо и тонко попискивало.
Взгляд снова вернулся к Проклятому.
Интересно, когда он будет пить ее кровь?
Или зачем еще она им?
Снова вспомнился бедный Золька, его загорелые, покрытые царапинами и ссадинами руки, и узоры на запястьях сродни тем, что на черном лице Проклятого.
— Зачем я вам? — прошептала Айрис.
По коже прошелся холодок. Сама того не осознавая, она произносила незнакомые прежде слова, и они внезапно обретали смысл.
Она, прости Двуединый, говорила на языке Проклятых. Но… откуда? Почему? Нет ответа…
Орнаменты, странно вплавленные в черную кожу, мягко засветились.
— Еще рано, ты не готова узнать. Если выживешь, мы тебе расскажем.
— А вы… кто?
Глупый вопрос. Она ведь и так знает кто. Патер Сколт очень любил рассказывать, что в начале времен это было племя, блуждающее по миру и отринувшее Двуединого, за что он их проклял и принудил жить только под сенью лесов, не показываясь возлюбленным чадам его.
Зрачки в глазах Проклятого, и без того узкие, вытянулись в ниточки.
— Любопытная девочка, — пробормотал он, и Айрис, к собственному ужасу и одновременно восторгу, осознала, что действительно понимает. Абсолютно все понимает.
— Мы — поддержка, — с улыбкой ответил Проклятый, — но об этом поговорим чуть позже, когда будем уверены в том, что твое тело принимает все изменения.
— Отвяжите меня, — попросила Айрис, — я никуда не убегу. Мне… больно.
— Кто тебе руку сломал? — совершенно спокойно поинтересовался Проклятый.
— Это… муж. — Голос дрогнул, и Айрис поняла, что стремительно краснеет.
Глупо это было. Неподобающе вел себя Рато, а стыдно стало ей.
Впрочем, она наверняка и в самом деле была никудышней, очень плохой женой. Ведь хороших не бьют, хороших, наверное, любят и всячески балуют.
Ее ответ, казалось, изрядно позабавил Проклятого. Его тонкие губы растянулись в усмешке, он покачал головой, все еще пристально рассматривая Айрис. А она так и не поняла, что смешного было в ее ответе. Наконец Проклятый проговорил:
— Хорошо, я тебя развяжу и дам одежду. А потом отведу в твою комнату. Но обещай, что не будешь делать глупостей. Пока не можем гарантировать результат. Вообще ничего не можем гарантировать.
— Обещаю, — незамедлительно прошептала Айрис.
А сама подумала, что найдет любую возможность, чтобы сбежать. Там, в замке, ее ангелок, ее ласковое солнышко. Она сбежит, обязательно, и только ради него.
Проклятый повернулся к ней спиной, что-то нажал на белых коробах, и Айрис почувствовала, что свободна.
Свободна… и совершенно голая.
Снова накатил мучительный стыд — оттого, что лежала тут Двуединый ведает сколько, выставленная напоказ, и что все пялились на ее худое, костлявое тело. Единственное в округе тело, способное родить наследника барону. От мысли о том, что, возможно, к ней прикасались, все внутри заледенело, взялось болезненным комом. Айрис прислушалась к собственным ощущениям и с удивлением отметила, что у нее ничего не болело. Ни-че-го.
Она села. Как выяснилось, до этого она лежала на узком и длинном столе, таком же белом, как и все остальное. Непроизвольно закрыла руками грудь. Посмотрела на руку, которая еще совсем недавно походила на багрово-синюшное бревно. От перелома не осталось и следа.