Выбрать главу

Айрис выла, раскачиваясь из стороны в сторону. И теперь уже она и не знала, что делать дальше. Если вернется в замок… И если к тому моменту барон не напьется — точно прибьет.

Но в замке остался ее ангелок, такой же белокурый и светлокожий, как и она сама. Совершенно непохожий на своего отца. И от осознания того, что вернуться все же придется, перед глазами темнело, а во рту собиралась горькая, с привкусом желчи слюна.

Баюкая распухшую руку, откинувшись спиной на шершавый ствол, Айрис пыталась думать. Все это… просто не могло больше продолжаться. Муж ее убьет рано или поздно. А она?.. Жить все равно хотелось. Мике будет плохо без нее. Кормилица, конечно, добрая женщина, но не пожалеет, не приголубит, как родная мать. Да и теплилась надежда, что, быть может, она понесет второй раз, и тогда? А что тогда? Айрис замотала головой и стиснула зубы. Беда в том, что она не хотела больше детей. Не хотела видеть самодовольную, сальную ухмылочку на лице мужа. К своему ужасу и стыду ей очень хотелось, чтобы ему было так же больно, как и ей.

Мысли, обежав круг, вернулись к вопросу о том, как незаметно попасть в замок и что нужно предпринять, чтобы благочестивый Рато Ревельшон не овдовел еще раз.

«Надо пожаловаться патеру Сколту, — внезапно подумалось Айрис, — он хороший человек и, хоть и не пойдет против Рато, возможно, уговорит его быть милостивым к матери единственного наследника».

Идея про патера ей понравилась. Благообразный и серьезный, патер выслушивал ее исповеди с таким искренним и сердечным состраданием, что Айрис убедила себя: когда он увидит распухшую и посиневшую руку, обязательно поговорит с мужем. Припугнет его небесными карами, наконец. Нельзя же так… с собственной женой. Смущало немного то, что патер знал о том, что барон скор на расправу, и при этом ничего ему не говорил. Но до сего дня ведь были просто синяки и разбитое лицо. А нынче вот… рука.

Айрис вздохнула. После слез накатывала усталость. Хотелось свернуться клубочком у корней дуба, закрыть глаза и наконец побыть одной среди баюкающих шорохов леса. Не возвращаться никогда. Но в замке остался ее Мика, ее шелковое сокровище, ее ниточка, последняя, что соединяла ее с этим миром, не давая затянуть петлю на шее. Поэтому… в замок придется вернуться.

Айрис вытерла глаза и огляделась. Несмотря на то что день был в разгаре, под кронами вековых дубов царил сумрак. Пахло сыростью и травой. Неподалеку журчала вода, наверное, родник. Айрис покрутила головой, озираясь. Она и сама не понимала, что ее так настораживает. Все казалось привычным — где-то рядом веселый ручеек, шелест листьев в густых кронах… И все равно что-то было не так. Странное, необъяснимое чувство… как будто за ней внимательно наблюдают. И все вокруг словно замерло. А потом густой душной волной накатил страх, дышать стало нечем, и Айрис несколько минут просто хрипела, с трудом втягивая воздух.

Она так бежала, так старалась уйти от гнавшихся за ней на лошадях мужа и его егеря, что впопыхах не заметила, как свернула не туда. А теперь что? Бежать отсюда, пока не попалась на обед Проклятым.

И не отпускает это ужасное, давящее чувство чужого внимания, словно она, Айрис, стала крошечной козявкой, и некто страшный и могущественный держит ее на ладони, рассматривая и думая — придавить или отпустить?

Айрис откинулась головой на ствол.

Ну почему, почему именно ей не везет настолько, что угораздило свернуть в Проклятый лес? Никто не ходил сюда по доброй воле, потому что, как правило, те, кто отваживался на это, не возвращались. А если и возвращались, то уже не людьми. И что с ними делали Проклятые, было неведомо.

Она все еще боролась с паникой, озиралась по сторонам.

Ощущение, как по коже скользит чужой взгляд, никуда не пропало. Но ведь… никого рядом? Возможно, она еще успеет уйти?

Однажды кузнец из их переулка искал своего мальчишку, Зольку. Тот ушел за грибами и пропадал несколько дней. Думали, уж никогда не вернется. А когда вернулся, все решили — лучше бы и сгинул там. Потому что пришел Золька домой уже не тем, кем уходил. Что-то с ним было не так. И странные знаки были начертаны на запястьях. Живые знаки, они то проступали пятнами, то вытягивались в линии, то складывались в замысловатый орнамент. Отец Зольки хотел сам его убить, но не дали служители Двуединого. Схватили Зольку, чтобы зашить в мешок и бросить в озеро, как всегда поступали с теми, кто избран проклятием. А мальчишка взял и вспыхнул так, что пламя взвилось до неба. Разворотил два дома, раскидал углями. Сам рассыпался пеплом и с собой забрал еще десятерых.