Выбрать главу

К Милтону[137]

 MILTON! thou shouldst be living at this hour: Ах, Милтон, что за время ныне! Не Англия, а затхлый пруд. Алтарь и меч, очаг и книги, Монарший двор и сельский труд — Во всём была когда-то доблесть. И вот она сошла на нет. Приди, наш символ, наша совесть, Подай отеческий совет. Исполнен праведного гнева Среди неправедных пиров, Ты был — Звезда; высок, как Небо; Как Море синее — суров. Дай бог и нам такую нить, Такую преданность Отчизне — Твою возвышенность хранить Среди быстротекущей жизни.

SHE dwelt among the untrodden ways[138] "Она жила среди дорог"

Она жила среди дорог Намеченных едва, Там, где ручей ворчливо строг И стелется трава. И вслед за мудростью старух Я мог бы повторить: В ней было нечего хвалить И мало что любить. Фиалка крохотная на Камнях, где мягкий мох. Звезда вечерняя — она Одна среди дорог. Как тихо жизнь она жила, Как тихо умерла, Как мало радости с собой В могилу унесла.

К жаворонку[139]

Ethereal minstrel! pilgrim of the sky! Эфирный бард, небесный пилигрим! Презрел ли ты забот обитель — землю? Забыл ли ты свой дом в траве росистой? Или пока ты плещешь, голосистый, Твои глаза и сердце — там, внизу? Одни и те же крылья лепят песню В траве росистой и на небесах. Оставь садовый сумрак соловью! Тебе довольно солнечного света. Вот образец для мудрого поэта: Пой в небесах, люби свою семью.

Мальчик-идиот Баллада.[140]

Знаменитая баллада Уильяма Вордсворта «Мальчик-идиот» была написана в Англии в 1798 году. В том же году она была издана в книге «Лирические баллады», включающей поэтические произведения Вордсворта и Кольриджа и являющейся, по сути, первым литературным памятником европейского романтизма. Одиннадцать лет назад баллада Вордсворта в переводе А.Карельского под названием «Слабоумный мальчик» была напечатана в журнале «Иностранная литература». Перевод А.Карельского, достаточно добросовестный, все же весьма приблизителен в целом ряде мест и небезгрешен в техническом исполнении (множество неточных рифм, совершенно недопустимых в передаче европейского подлинника эпохи романтизма). Новый перевод И.Меламеда сделан специально для готовящегося ныне полного издания «Лирических баллад» Вордсворта и Кольриджа 1798 года на русском языке. Соответственно и перевод этот отличается от прежнего тем, что выполнен по ранней, первой редакции баллады.

Бьет восемь. Мартовская ночь Светла. Луна плывет вверху Среди небесной синевы. Печальный, долгий крик совы Звучит в неведомой дали: У-ху, у-ху, у-ху, у-ху! Что, Бетти Фой, стряслось? Тебя Как будто лихорадка бьет! Зачем в терзанье ты таком? И почему сидит верхом Твой бедный мальчик-идиот? Под безмятежною луной Ты ошалела от хлопот. Что проку в этом, Бетти Фой? Зачем в седло посажен твой Любимый мальчик-идиот? Скорей сними его с коня, Чтоб не случилась с ним беда! Урчит он — весело ему, Но, Бетти, парню ни к чему Подпруга, стремя и узда. Весь мир сказал бы: что за вздор! Одумайся, ведь ночь вокруг! Но разве Бетти Фой не мать? Когда б ей все предугадать — Ее был с ног свалил испуг. Что ж гонит в дверь ее теперь? Соседка Сьюзен Гейл больна. Ей, старой, жить одной невмочь, Ей очень плохо в эту ночь, И стонет жалобно она. От них жилища за версту. А Сьюзен Гейл слегла совсем. И никого вблизи их нет, Кто б им хороший дал совет, Чем ей помочь, утешить чем. И мужа Бетти дома нет — С неделю, несколько уж дней Он в дальней роще рубит лес. Кто ж к старой Сьюзен интерес Проявит, сжалится над ней? И Бетти пони привела — Всегда он кроток был и мил: Болел ли, радостно ли ржал, Или на пастбище бежал, Иль хворост из лесу возил. В дорогу пони снаряжен. И — слыханное ль дело? — тот, Кто Бетти всей душой любим, Сегодня должен править им — Несчастный мальчик-идиот. Пусть едет в город через мост, Где под луной вода светла. Близ церкви дом, живет в нем врач, — За ним и надо мчаться вскачь, Чтоб Сьюзен Гейл не умерла. Не нужно парню ни сапог, Ни шпор, ни хлесткого бича. Лишь веткой остролиста Джон, Как шпагою, вооружен И машет ею сгоряча. Любуясь сыном, в сотый раз Твердила Джону Бетти Фой, Куда свернуть и как свернуть, Куда ему заказан путь, Какою следовать тропой. Но главная ее печаль Была: «Родимый Джонни, ты Потом скорей скачи домой, Без остановок, мальчик мой, А то недолго ль до беды!» В ответ он так взмахнул рукой И закивал, что было сил, Так дернул поводом, что мать Его легко смогла понять, Хоть слов он не произносил. Давно уж Джонни на коне — У Бетти все болит душа, И Бетти всё полна тревог И нежно гладит конский бок, Расстаться с ними не спеша. Вот пони сделал первый шаг — Ах, бедный мальчик-идиот! — От счастья с головы до пят Оцепенением объять, Поводьями не шевельнет. С недвижной веткою в руке Застыл завороженный Джон. Луна в небесной вышине Над ним в такой же тишине, Безмолвна так же, как и он. Он так всем сердцем ликовал, Что и о шпаге позабыл В своей руке, забыл совсем, Что он ездок на зависть всем, — Он счастлив был! Он счастлив был! И Бетти счастлива сама, — Пока он не исчез во мгле, Горда собой, гордилась им: Как вид его невозмутим! Как ловко держится в седле! В молчанье доблестном своем Он удаляется сейчас, Минуя столб, за поворот. А Бетти все стоит и ждет, Когда он скроется из глаз. Вот заурчал он, зашумел Подобно мельнице в тиши. А пони кроток, как овца. И Бетти слушает гонца И радуется от души. Теперь ей к Сьюзен Гейл пора. А Джонни скачет под луной, Урчит, бормочет и поет Веселый мальчик-идиот Под крики сов во мгле ночной. И пони с мальчиком в ладу: Он так же будет тих и мил И не утратит бодрый дух, Хотя бы стал он слеп и глух, Хотя бы сотни лет прожил. Конь этот мыслит! Он умней Того, кто едет на коне. Но, зная Джонни, как никто, Сейчас он не рассудит, что Творится на его спине. И так они сквозь лунный свет Долиной лунной скачут в ночь. Близ церкви дом, и в дверь стуча, Джон должен разбудить врача, Чтоб старой Сьюзен Гейл помочь. А Бетти Фой, к больной придя, Ведет о Джонни свой рассказ: Как он отважен, как смышлен, Какое облегченье он Доставит Сьюзен Гейл сейчас. И Бетти, свой ведя рассказ, Принять стремится скорбный вид, С тарелкой сидя над больной — Как будто Сьюзен Гейл одной Душой она принадлежит. Но Бетти выдает лицо: В нем можно явственно прочесть, Что счастьем в этот миг она Могла бы одарить сполна Любого лет на пять иль шесть. Но Бетти выглядит слегка Тревожной с некоторых пор, И слух ее настороже: Не едет кто-либо уже? Но тих и нем ночной простор. Вздыхает, стонет Сьюзен Гейл. А Бетти ей: «Они в пути И — в этом я убеждена, Как в том, что на небе луна, — Приедут после десяти». Но тяжко стонет Сьюзен Гейл. Часы одиннадцать уж бьют. А Бетти ей: «Убеждена, Как в том, что на небе луна, — Наш Джонни скоро будет тут». Вот полночь бьет. А Джонни нет, Хотя и на небе луна. Крепится Бетти что есть сил, Но ей уж, бедной, свет не мил, И Сьюзен трепета полна. Всего лишь полчаса назад Бранила Бетти Фой гонца: «Ленивый маленький балбес, Куда, несчастный, он исчез?» — Теперь же нет на ней лица. Прошли блаженные часы, И нет лица на ней теперь. «Ах, Сьюзен, верно, лекарь тот Заставил ждать себя, но вот Они уж мчатся к нам, поверь!» Все хуже старой Сьюзен Гейл. А Бетти — что же делать ей? Как поступить ей, Бетти Фой? Уйти, остаться ли с больной? Кто скажет, что же делать ей? И вот уж пробил первый час, Надежды Бетти хороня. Луна сиянье льет кругом, А на дороге за окном — Ни человека, ни коня. И Сьюзен пробирает страх, И представляется больной, Что Джонни может утонуть, Пропасть навеки где-нибудь — Все это станет их виной! Но лишь она произнесла: «Спаси, Господь, его в пути!» Как Бетти, встав с ее одра, Вскричала: «Сьюзен, мне пора! Ты, бедная, меня прости! Мне нужно Джонни отыскать: Умом он слаб, в седле он плох. Я больше не расстанусь с ним, Лишь будь он цел и невредим!», А Сьюзен ей: «Помилуй Бог!» А Бетти ей: «Как быть с тобой? И как мне боль твою унять? Быть может, мне остаться все ж? Хотя недолго ты прождешь — Я скоро будут здесь опять». «Иди, родимая, иди! И как ты можешь мне помочь?..» И молит Бога Бет