сё та же бедность, то же запустенье.
Я видел, как тверда в саду земля
С травой иссохшей, с морем сорняков:
И чёрная невспаханная почва
Без зимних трав. Растенья и цветы,
Казалось, все изгрызены, и в землю
Затоптаны ногами. Та солома,
Что обвивала ране нежный ствол
У яблони младой, лежит у корня;
Кору лениво овцы обглодали.
И Маргарет с младенцем на руках,
Увидев, как на дерево смотрю я,
Сказала: «Я боюсь, оно засохнет,
До возвращенья Роберта». Мы к дому
Вернулись вместе; может, есть надежда,
Она всё вопрошала. Для него,
Для маленького мальчика, а ей
И жить уже не хочется от горя.
Но всё же я увидел ткацкий стан
На том же месте, и на том гвозде
Висел камзол воскресный, тот же посох
Стоял за дверью скромно. Но когда
Я к ней пришёл в осеннее ненастье —
Услышал, что малыш её скончался,
Она теперь одна. Я помню, как
Мы шли по грязной тропке, может милю,
Когда деревья голые сочились
Туманной влагой; и любое сердце
Хотело бы услышать, как она
Меня просила, чтобы с малышом
Я говорил, где б ни был. Мы расстались
Тогда навечно; так как много зим
И вёсен я бродил, пока сюда
Я не вернулся.
Пять тяжёлых лет
Она жила в своём вдовстве тревожном —
Жена, вдова. Всё это ей терзало
Больную душу. Слышал я, мой друг,
Что здесь, в беседке сломанной, она
Могла сидеть, в субботу отдыхая, —
Там где поганка выросла лениво, —
Когда ж собака мимо пробегала,
Она вставала тенью. На скамье
Она сидела долго, и всегда
Глядела вдаль, и погружалась в грёзы,
Что заставляли сердце часто биться.
А ныне дёрн растёт на той дорожке,
Где летом каждый день она ходила
Туда, сюда, и опоясав лён
Вкруг талии, нить длинную пряла[151],
Идя обратно. Но когда мужчина
Там проходил, в мундир одетый красный[152],
Иль нищий искалеченный моряк,
То сын её, крутящий колесо,
Работу прекращал, она же снова
Дрожащим голосом вопросы задавала,
О мужниной судьбе; когда ж они
Утешить не могли её, на сердце
Ей становилось грустно. У ворот,
Что преграждали путникам дорогу,
Она могла стоять, и если б к ней
Явился всадник, то, подняв задвижку,
Она бы, в нём сочувствие найдя,
Могла бы свой вопрос задать печальный
В который раз.
А хижина её
Всё время разрушалась — нет того,
Кто при морозце первом затыкал
Все щели, покрывая крышу свежей
Соломой. Так она жила всю зиму
Беспечно до тех пор, пока весь дом,
Забот лишённый, от дождя и снега
Не отсырел; и по ночам от влаги
Она хладела вся, а в бурный день
Её лохмотья ветер раздувал
У очага зажжённого. И всё же
Она любила свой несчастный дом,
И не ушла бы ради всех миров:
Ведь только эта длинная дорога,
И грубая скамья дают надежду,
Что мучит сердце ей. И здесь, мой друг,
Она болела, здесь и умерла.
Последний обитатель сих развалин,
Старик, замолк. Он видел, как поднялся
Я с той скамьи, от слабости шатаясь,
И не имея сил благодарить
Его за повесть, полную печали.
Я наклонился над калиткой сада,
И в мыслях вновь те муки проследил:
Но успокоясь, с братскою любовью
Благословил я Маргарет, скорбя,
И наконец-то к дому возвратился,
Следя за тем, как скрытый дух людей,
Среди забвений, свойственных Природе,
Среди цветов, деревьев и травы
Способен всё же горю сострадать.
Старик, увидев это всё, промолвил:
«Мой друг, зачем печалиться о ней,
Ведь мудрость жизни говорит, довольно:
И потому Вы радуйтесь, и долго
Не изучайте всё недобрым взглядом —
Она в земле спокойно спит. Мир ей!
Я помню эти пышные места,
Те травы, и шиповник на стене,
Дождём посеребрённый и туманом.
Когда я здесь прошёл, во мне возник
Тот прежний образ тишины беззвучной,
Спокойной, неподвижной и прекрасной
Средь горьких мыслей, что во мне взрастали,
Лишь мы отдались горю и унынью
От этих страшных бед. Но наша скорбь
Являет смерть нам так, как если б стала
Она пустой мечтой — но жить не сможет
Там, где раздумий нет. Я возвратился,
И в радости по тропке шёл своей».
Он смолк. Склонялось солнце всё сильнее,
И мягкое сияние на нас
Упало сквозь деревья, где сидели
Мы на скамье приземистой, в душе
Предчувствуя сей сладкий час. Средь вязов
Рулады выводила коноплянка,
И эти песни, и другие трели
Собою наполняли лёгкий воздух.
Старик поднялся, взял свой груз тяжёлый;
Тогда мы, бросив вместе взгляд прощальный
На эти стены, вышли из тени,
И прежде, чем сверкнули в небе звёзды,
Для отдыха нашли себе подворье.