Я летним облачком блуждал
В холмах и долах, одинок,
И на прибрежье увидал
Златых нарциссов табунок.
В тени деревьев, над волной
Качал их ветер озорной.
То звездный рой, устав мерцать,
Со Млечного Пути сошел,
И узкий берег озерца
Каймой сияющей обвел;
Несметно их — и, как живой,
Кивал мне каждый головой.
Играет бликами волна,
Но ярче золото земли;
Иная радость не нужна —
Возьми, прими и раздели;
Дарованному благу рад,
Смотрю, не отрывая взгляд.
Когда я в мысли ухожу,
Когда блаженствую в тиши —
Я взором внутренним гляжу
На златоцвет моей души;
И сердцем я принять готов
Круженье золотых цветов.
Что значит имя?
Шекспир, “Ромео и Джульетта”, акт 2, сцена 2.
…….
«Брут» так же духа вызовет, как «Цезарь».
(Шекспир, Юлий Цезарь)
Как конь крылатый иль воздушный шар,
Вовек мне не взлететь, и всё же
Я в облака подняться б мог,
Небесный обретя челнок,
На серп луны похожий.
И вот обрёл я чудный чёлн,
На яркий серп луны похожий;
Коль веры нет, что поплыву
По небу, гляньте в синеву —
Меня узрите в день погожий!
10
Мои друзья, вкруг вас рокочет,
Волнуется как море лес;
Опасность чудится в ветвях,
И вас наверно мучит страх
За мой челнок среди небес!
А я спокоен, я любуюсь
Кормой челна и небесами;
Когда б вас не было мне жаль,
Я, видя вашу грусть-печаль,
Смеялся б весело над вами.
20
Мы вдаль плывём, мой чёлн и я:
Такое плаванье — для смелых!
Ветра и глуби облаков
Легко я одолеть готов
С моим челном в любых пределах.
Мы вдаль плывём, и радость наша
Не может быть омрачена;
Что ей людских страстей недуг!
Средь звёзд, рассыпанных вокруг —
Как месяц на небе она.
30
Дух замирает от высот;
Все выше мой челнок небесный
В эфир взмывает голубой,
Шлейф звёзд оставив за собой:
Всё выше мой челнок чудесный!
Вот Рак, Телец и Скорпион…
Но пронеслись быстрей снаряда
Мы мимо Марса — рыжий бог
Весь в шрамах с головы до ног;
Такого спутника не надо!
40
В руинах города Сатурна,
Там привидения унылы;
А вот среди сестёр-Плеяд
Целующихся плыть я рад —
Они приятны мне и милы.
Меркурий весел, резв, шумлив,
Велик, богат Юпитер властный;
Но что они с их красотой
В сравненье с нашею Землёй,
С песчинкою прекрасной?
50
Назад, на Землю, в зелень трав!
Когда б я здесь века скитался,
Мне мир для жизни и труда,
Не стал бы лучше никогда —
Я сердцем там остался.
Смотри! Вон чудная Земля!
И Тихий Океан под нами!
Пронзают Анды облака,
И Альпы там стоят века
Застывшими волнами!
60
Там Ливии желты пески;
Вон Днепр сребрится! А левее
Вся в яркой зелени холмов,
Глянь — Королева островов;
От зол её храните, феи!
Вон город, где родился я!
Вон там играл, на том лугу;
Потерян я в краях иных,
Но человек я — средь родных,
На этом берегу.
70
Вовеки сразу сто вещей
Мне не являлись так прекрасно;
Как мелодичен звон лесной!
Я нежный шум земли родной
Могу внимать всечасно!
“Не стыдно ль тосковать, бездельник,
По дому! Надо, наконец,” —
Челнок воскликнул — “мне найти
Для дела лучшие пути;
Мне полумесяц — брат-близнец!
80
“Поэта сердце до сих пор
Не обмирало так, быть может;
Не музыка ли сфер, мой друг,
Твой смертный покорила слух?
Она теперь не потревожит.
“Ну, хорошо; в пределах нижних
Есть чудеса свои — пойдем;
Ведь я для друга своего
Не пожалею ничего;
Что в мире есть — увидишь в нём.
90
“Спеши! Мы над Сибирью снежной
С сияньем северным — взгляни!
Вольёмся в яркий белый цвет,
И звезды, прячущие свет,
Зажгут свои огни.
“Я знаю тайны уголка,
Где не был человек — тот край
С вечернею зарёй сравним;
Хоть в сердце Африки храним,
Прохладен, словно рай.
100
“Я знаю тайны царства фей,
Где всё — за дымкою теней:
В тени дома, холмы и дали,
И дамы милые в вуали
В тени дворцов и королей.
А хочешь — посетим края,
Где ты постигнешь, как умело
Земля и небо познают,
Сплавляясь вместе, тяжкий труд
Магического дела!”
110
“О, сгусток света, мой челнок!
Тебя прекрасней нет созданья!
Ты с ролью справился вполне;
Прими же всё, что есть во мне,
Что я прожил — и до свиданья!
“Соблазн сокрыт в твоих словах;
Но, если страстно так стремиться
Осуществлять свои мечты,
Тогда совсем забудешь ты,
Что на земле творится.
120
“Когда-то в таинствах все люди
Внимали с верою речам
С напевным песенным стихом;
Поэты вторили потом
Тем первобытным чудесам.
“Иди — (но этот мир сонлив,
И век, наверно, слишком стар)
Возьми с собою молодых
И беспокойных — я для них,
Как спутник — недостойный дар.
130
“Люблю, что предстаёт глазам:
Ночной покой и бодрость дня;
Земли родимой бытиё,
Печали, радости её —
Вот всё, что нужно для меня.
“Кольцо раджи, дракона клык
В награду мне совсем не нужно,
Мой скромен путь, я, не спеша,
Бреду, крепка моя душа,
И сердце благодушно.
140
К чему волненье иль покой,
Иль чувств паренье? Что приятней
Чудес, чем те, что может ум,
Обычной жизни внемля шум,
Найти или создать в ней?
Скорбь — властелин сильней монарха;
Сильней из всех заклятий — страх;
Раскаянье людских сердец,
Как доброй силы образец,
В неслышных явлено слезах.
150
“Но по желанью моему
Спусти меня с высот эфира;
И странствуй сам, как Гиппокриф,
Свой путь опасный возлюбив,
По закоулкам мира!
“А я — вернусь к столу в саду,
Где лето коротать отрадно;
Вот вышел сквайр, а дочка Бесс —
Цветок расцветший, под навес
Уселась, где прохладно.
160
“И много там других — они
Не знают, что я был не ближе,
Чем звезды; — девять под сосной,
Чьи ветви так спасают в зной;
Я вижу всех — я вижу!
“С супругою викарий там,
Друг Стивен Оттер, добр и мил;
Пока что вечер не погас,
О том я расскажу им сказ,
Как Питер Белл, горшечник, жил".
170
И здесь умчался мой челнок,
Балласт оставив свой с презреньем!
А я, как мог, туда, где стол
Стоит в саду, тотчас пошёл
С унылым настроеньем.
“А вот и он!” — вскричала Бесс,
И кинулась ко мне навстречу;
“Мы заждались вас, милый друг!” —
Шумели все, толпясь вокруг, —
Все девять (я замечу)!
180
“Друзья, ну что вы! Я же здесь!
Я, слава богу, с вами снова;
Садитесь все под сень листвы,
И будете довольны вы,
Своё держу я слово”.
Мне было трудно говорить,
Как если мне нелепый сон
Всё снился, потому я сразу,
Не медля, приступил к рассказу,
Чтоб скрыть, что я смущён.