Вордсворт совершил альпийское путешествие будучи студентом Кэмбриджа, на каникулах, вместе со своим другом — однокурсником валлийцем Робертом Джонсом — и размышлял о последствиях своего перехода через Альпы всю жизнь. Небольшая поэтическая зарисовка «Симплонский перевал» (законченная в 1804 и впервые опубликованная в 1845 году) только напоминает об этом переходе. Подробное, глубоко осмысленное, описание горного путешествия поэт приводит в шестой книге автобиографической поэмы «Прелюдия или взросление сознания поэта»[179]. Поскольку «Прелюдия» вышла в свет лишь в 1850 году, ни Байрон, ни Шелли, ни Китс не дожили до знакомства с ней. Из современников Вордсворта поэму читали немногие (Кольридж и Де Квинси, например), да и то довольствуясь черновыми отрывками. К счастью, эстетическая теория Вордсворта отразилась в его прижизненно опубликованных стихотворениях и статьях, таких как «Путеводитель по Озерному краю»[180].
Итак, летом 1790 года вместо того, чтобы готовиться к ответственным университетским экзаменам, ожидавшим их осенью, Вордсворт и Джонс своевольно отправились в растревоженную революцией Европу. Приятели поставили себе целью совершить «ускоренное» большое турне: вместо традиционных двух — трех лет они планировали провести в Европе три месяца; вместо поездки в карете они выбрали путешествие в лодке и пешком; вместо памятников Италии они желали увидеть Альпы. Готовясь к путешествию, Вордсворт руководствовался рядом общепризнанных путеводителей и очерков. Среди них была неоднократно переиздававшаяся в 1776–1789 гг. книга Вильяма Кокса «Природные, гражданские и политические зарисовки Швейцарии» («Sketches on the Natural, Civil, and Political State of Switzerland»), откуда Вордсворт и Джонс позаимствовали маршрут, значительно его сократив и большей частью двигаясь по нему в обратном направлении: от южной Швейцарии к северной, в среднем ежедневно проделывая путь длинной в 30 миль. В Европу они прибыли 14 июня. Их путь лежал от Кале до Дижона; затем через Шалон — сюр — Сон и Лион, через монастырь Шартрез до Гренобля; затем до Женевы. Обогнув Женевское озеро по северному берегу, путешественники взяли курс на Монблан, затем вышли к Роне, пересекли Альпы по Симплонскому перевалу; далее от местечка Гондо они двинулись к озерам Комо, Люцернское, Цюрихское, Констанцское (Боденское). Затем путешественники шли на юг до Гриндельвальда; оттуда — через Берн и Базель (посетив родные края Ж.—Ж. Руссо), по Рейну до Кёльна и, наконец, через Бельгию — в Англию. В первых числах октября Вордсворт и Джонс вернулись в Кембридж[181].
Здесь мы обратимся к отрезку пути между Монбланом и Гондо.
Разрабатывая маршрут, Вордсворт подходил к путешествию с позиций материалистического эмпиризма, единственным источником достоверного знания считая чувственный опыт. Возвышенное он тогда понимал по — бёрковски: как эмоциональную, физически обусловленную, реакцию на внешние воздействия. Для «чистоты» своего психологического эксперимента он скурпулезно изучил «наблюдательные позиции» и календарь памятных дат. Так, во Францию друзья прибыли в дни празднования годовщины взятия Бастилии; Монблан они впервые созерцали 12–14 августа, ровно в третью годовщину со дня, когда Гораций Бенедикт Де Соссюр (Horace-Bеnеdict de Saussure), известный в те времена путешественник, покорил эту вершину. Глядя на Монблан и точно зная свои координаты в пространстве и времени, Вордсворт, однако, не находит в себе того волнения чувств, о котором мечтал и которое — согласно авторам путеводителей — непременно должно было его охватить при соблюдении всех правил созерцания ландшафта. Скупые слова «Прелюдии», описывающие встречу Вордсворта с Монбланом, — документальны как запись в путевом дневнике:
That very day,
From a bare ridge we also first beheld
Unveiled the summit of Mont Blanc, and grieved
To have a soulless image on the eye
That had usurped upon a living thought
That never more could be. (Book VI, 524-28).
(«В тот самый день / С обнаженного хребта мы впервые увидели / Вершину горы Монблан, выступившую из дымки, и опечалились / Тому, что представший взору образ был столь бездушен, / Что он подавил живую мысль, / И здесь она иссякла»).
Желанная цель Вордсворта — проникнуться чувством возвышенного при посещении Монблана — не была достигнута. Выбранный эмпирический подход себя не оправдал. Вордсворт поворачивается к Монблану спиной и спускается со своим другом в «чудесную Долину Шамони» с ее величественными ледниками, водопадами и реками. Теперь он меняет тактику, пытаясь возместить недостаток ярких впечатлений путем погружения в фантазию. Ногой ступая на конкретно — реальную альпийскую землю, мечтаниями он пускается в «альтернативное» субъективно — идеалистическое странствие по мысленно сконструированному ландшафту. Поэт видит и описывает долину в «Прелюдии» не так, как она предстала перед ним в действительности: он ни словом не упоминает преследующего его кошмара «бледных рук» и «помертвелых бормочущих губ» бедняков, которых он встретил в долине[182], рисуя вместо них идиллические фигуры. Он описывает мир, в котором Зима «как лев прирученный шагает» («the Winter <…> like a well-tamed lion walks») и миловидные пастушки «на солнце копошат копны сена» («spreading the haycock in the sun»). Ушедший в свой выдуманный мир герой — Вордсворт столь же невнимателен к эстетической терминологии, как и джентельмен, смутивший Кольриджа у реки Клайд. Все смешалось в его фантазиях: и возвышенные Альпы, и формальные (т. е. прекрасные и живописные) парки Англии, о чем автор «Прелюдии» не без улыбки вспоминает: