Видишь, оторвалось мое сердце от жизненной нити И повисло на пряди косы твоей, туго сплетенной.
Слез унять не могу я при виде тебя — ты ж от смеха Удержаться не можешь, увидев, как плачет влюбленный.
Рухнул стойкости дом — он подмыт был слезами Бабура, Столь большого ущерба не ждал я от влаги соленой!
74
Хочу ходить с тобою всюду, быть твоим верным псом.
Не пустишь — провожу глазами и помолюсь потом.
Вот наслажденье: лбом прижаться к порогу твоему!
Позволь такой счастливой жизнью зажить, храня твой дом.
Как не рыдать мне в дни разлуки? Как слезы скрыть? Они Со слезной жалобою лезут и миру бьют челом.
Доколь тебе не оглянуться, все мимо проходить?
Доколь мне пред тобой тянуться в отчаянье немом?
Бабур на солнце и не глянет, когда, отбросив прочь Печали ночь, он снова будет с луной своей вдвоем.
Если б я знал, сколь губительны ночи разлуки с луной, — Не выпускал бы из рук дни свиданья, пока я живой.
Нет и на пиршестве сердцу покоя, пока человек Возле себя не увидит любимую — сердца покой.
Сердце соскучилось так по любимым устам, что оно, Верно, у них взяло облик бутона, объято тоской.
Словно дыханье Мессии — так вдруг оживляет меня Весть от подруги далекой, что ветер приносит ночной.
Что ж, не теряй ни минуты — с друзьями, Бабур,
веселись:
Ты ведь не знаешь, что через минуту случится с тобой!
76
Попробуй солнце неба с тобою состязаться, Ему пришлось бы сразу в бессилии сознаться.
Красой своей слепящей, как роза, ты гордишься, Как соловей скорбящий, я вынужден терзаться.
Твой лик — тюльпан, но только тюльпан самодовольный, Твой рот — бутон, но только умеющий смеяться.
То за ушами вьются, то лоб скрывают кудри —
Ты подбери их, стыдно растрепанной казаться!
Кудрей связались нити и нить души Бабура, Так разве может узел подобный развязаться?
Добра, увы, я от тебя не вижу, Я радости, тебя любя, не вижу.
Я постоянства в тех, кто красотою Прославились, сердца губя, — не вижу.
Увы, я справедливости и правды, О состраданье вопия, не вижу.
Я преданного в дружбе человека, Кому б я мог открыть себя, — не вижу.
Чернил, чтоб начертать страданья строки, Я в глуби черных глаз, скорбя, не вижу.
Во мне, рабе, таится лишь смиренье — Его в тебе, царице, я не вижу!
78
Куда ни пойдет мое солнце, меня за собою маня,
Нельзя мне отстать — ведь иначе не видеть мне светлого дня.
От солнцеподобного лика я глаз отвести не могу, Хотя бы в них даже впивались лучистые копья огня.
Пусть пламя в недужное сердце забросила бурная страсть,
Сожженного сердца не брошу, его для подруги храня.
Пока я себе не представлю бровей ее тонких дугу, Я перед михрабом мечети молюсь, головы не клоня.
Когда б до Ирака и Фарса дошли эти строки, Бабур, Быть может, Хафиз их признал бы, Салман похвалил бы
меня.
79
В дом ко мне этой ночью пришло мое солнце тайком...
Годы, вечность она не являлась вот так, вечерком.
Час свиданья, как рот ее, мал; словно кудри ее — Путь разлуки с любимой был темным и длинным путем.
В грудь мою ты забралось, о солнце, и стали тогда
Эти кости дровами, а сердце — горящим огнем!
То ли горестей узел во мне завязался теперь,
То ли ниточкой — тело, а сердце на ней — узелком?!
В тьму разлуки красавица бросила душу мою,
Ты возьми ее лучше, судьба, умоляю о том.
С кипарисом расставшись, я воплем потряс небеса, Слезы цвета тюльпана я лью, разлученный с цветком.
Я в любви и безумье достиг совершенства, друзья: Называйте Бабура сердечных наук знатоком.
80
Пусть твой стан и от вздохов влюбленных склоненным не будет,
Ветром грусти волос гиацинт расплетенным не будет!
Пусть ничтожество мира не мучает нежное тело, И пускай твое сердце тоской омраченным не будет.
Милый мой кипарис, в день разлуки ты друга обидел, Пусть хотя бы он тенью твоей обделенным не будет!
Только ты мне нужна; если нет моей пери на свете — Пусть весь мир опустеет, никем населенным не будет!
Если ты мой сообщник, о ветер, внуши кипарису: Пусть не гнется, и к щепке любой благосклонным не будет.
В мире так повелось: кто влюблен — тот всегда опозорен. Но в любви пусть никто, как Бабур, оскорбленным
не будет.
81
Любуются в праздник луной и ликом любимой своей, Мне ж — праздник не в праздник вдали от милых ланит и бровей.
Изогнутый локон ее заставил и тело мое Томясь, изгибаться дугой в часы одиноких ночей.