И больше не глядит, к плечу лицо клоня.
На улице твоей теперь светло и ночью, Так сжалься, появись на пепелище дня!
Я сжег былой покой, золой главу посыпал, Отныне жребий мой и пыль беды — родня!
«Бабур — твой раб, таким гордится и всевышний!..» Но нет, не жарко ей у моего огня...
108
Сиянье черное волос — погибель для моей души, Зиянье черное угроз обитель в гибельной глуши.
Безумья бездна, что для глаз таит несметную красу!..
Все стоны возношу за вас, безумцы, бедные мужи.
Рассыплешь волосы — заметь, как в этой россыпи густой Теряем души, а взамен надежд находим миражи.
А все ж, когда волос волна прихлынет на берег плеча, Бабур, беды испив сполна, узрит блаженства рубежи...
Опять от взора черных глаз душа моя больным-больна, Опять оковы черных кос лишили вольности сполна.
Звучат печалью этих губ ночей и утр имена.
Что сон и радость прочь бегут — ее вина, ее вина.
Чем крепче я привязан к ней — тем отдаленней от нее, Зато, чем выше, тем светлей моя коварная луна.
Уже и цепь ее кудрей душе достаточно длинна... Благодари беду, Бабур: спасеньем кажется она.
110
Пустые сумерки разлук пусть воля божья не сулит, Тоску, бормочущую вслух, и боли — больше не сулит.
Изчезнет черный свет очей — и почернеет день, как ночь!..
Такого злого дня, о друг, пусть рок мне тоже не сулит.
Могу Меджнуну дать урок, как победить беду любви: Терпеньем! — нет иных порук, что путь расхожий ни
сулит.
Ведь не разжав упреком губ, она своих не кажет глаз, Не сняв с лица стыдливых рук, мне горе горшее сулит.
Душа распята под пятой — Бабуру милость окажи,
Не то, пройдя последний круг, с небес прощенья посулит...
111
Эта пери красой полонила безумье мое, Окоем заняла и души захватила жилье.
Сколько зла принесла — нет ни счета, ни мер, ни границ.
Горечь горя вселила и в пищу мою, и в питье.
 | ■в |
Одного ли меня оплела она сетью беды, Или род человечий — в незримых тенетах ее?
Ни Фархад, ни Меджнун не знавали такого стыда.
А разумный на пытку не сменит вовек бытие.
Почему, о Бабур, нам дана не простая любовь — Эта гонка за горем, в груди и висках колотье?
112
В разлуке горчайшей настанет ли час кутежа — Не двинусь за чашей, веселья пригубить спеша.
Я болен любовью, а ты красотою пьяна.
Как выжить? С тобой — и с собою в разладе душа.
Я муки свои, как дирхемы, чеканю в груди, В глазах же любимой не стоят они ни гроша!
Я душу ей отдал — ни взгляда, ни встречи взамен.
Свое бы вернуть мне, уже я не жду барыша!
Любовь меня сушит, тоска меня сводит на нет.
Развеюсь я прахом, под ветром пустынным шурша!
С того ли, Бабур, не оставишь ты в мире следа: Не столь хороша она, пери, что так хороша!..
113
Вот дар возлюбленной — разлука и чужбина.
Но вижу я и здесь ее, что так любима.
То мне грозит мечом, то целится стрелой —
Каких ни принял мук от злобы голубиной!
Стенания мои тревожат всех вокруг —
Зову я смерть: приди, прими в свои глубины...
Бабур, несносна жизнь — блаженнее стократ Забвения и тьмы покров неколебимый!
Эта ветвь с бутоном белым — нежный стан ее напомнит, Словно мускусом Хотана здесь и там простор наполнит.
Если и достигну рая — без нее блаженства нету:
Память улочки вот этой все отравою напоит.
Перед этим стройным станом кипарис глядит сутуло, А тюльпан в тоске увянет, этой ручкой не поднят.
Проливаю слез арыки — и, однако, сохну с горя, Как в саду забытый кустик, влагой нежности не полит.
Ах, она добра, я знаю, и не хочет зла Бабуру, Но не смею слова молвить и, боюсь, уйду, непонят...
115
Черты твои, и краски, весь несравненный лик —
Жасмин, фиалок россыпь и пряный базилик.
А твой язык, и зубы, и пламя жарких губ —
Агат, и нежный жемчуг, и алый сердолик.
Перед красой, сияньем и холодностью сей
Глаз — стынет, сердце — стонет, душа — терпеть велит.
Мечтанья обнищали, унижен я и худ
С разлуки, и печали, и страннических лих.
Она ж всего три слова и молвила, Бабур:
В том — ложь, в другом — презренье, а третье —
злобный крик...
Зубы — жемчуг, ланиты — атлас, губы — пара малиновых бусин.
Драгоценные вина речей, чей сосуд так высоко искусен.
Взор ли гордый покорен душе, иль душа повинуется взору —
Пред тобой они слились в одно, как река перед собственным устьем.
Где такую найти на земле? — эта гурия горнего рая! Но даруют ли грешнику рай? Нет, взывают грехи, не допустим!