Адское пламя не больше чем искра простая.
Солнце мое и крупицы любви не дало мне, Хоть я и слезы, как звезды, ронял, не считая.
Если она сто Лейли красотою затмила — Я ста Меджнунам подобен, от страсти страдая.
Воду живую, о Хызр, ты весьма превозносишь, Но не волшебней ли винная влага густая?
Если твой стих, о Бабур, слушать царица будет, Каждое слово жемчужиной станет, блистая.
32
Когда позволишь, о душа, войти мне в благостный твой сад?
Увидимся ли мы с тобой, пройдет ли тягостный разлад?
Подруга, отвори уста — их свежей влаги жажду я, Глаза открой и посмотри — меня околдовал твой взгляд.
Едва захочешь красотой помериться с моей луной, О солнце, значит, близок день, когда настанет твой закат!
Ты, голубь, к ней несешь письмо... Что, если к твоему
крылу
Я сердце привяжу свое и с ним ты полетишь назад?
Исчез, как призрак, гибкий стан... Подруга, вспомни обо мне!
Бабур настигнет призрак твой и через тысячу преград!
33
Кинжалом пери, соглядатай, меня пугать не смей, Сочту любой удар любимой удачею своей.
Я родину свою покинул, вокруг тебя кружусь;
Не будь жестокой к чужеземцу, скитальца пожалей.
Когда она, принарядившись, выходит из ворот,
Как сохранить я свой рассудок могу при встрече с ней?
В моей груди стрела застряла, о лекарь, погоди, Не извлекай ее оттуда, не делай мне больней!
Ни разу не внимала роза твоим стихам, Бабур:
Какое дело гордой розе, что стонет соловей?
34
Как юродивый бьюсь о ворота твои головой, Чтобы я не ушел, мне дорогу к свиданью открой!
Перед станом твоим стал расхваливать стан свой платан, И садовник сломал, бросил в печь этот ствол молодой.
Ты меня умертвила намереньем встать и уйти, Ты осталась — и, слава аллаху, я снова живой.
Я вручил тебе сердце, пока ты подругой была, Мне теперь оно спутником стало, разбито тобой.
Целясь в сердце мое, лук бровей натянули глаза
И готова расстаться ресница-стрела с тетивой.
А когда эти кудри шальной ветерок растрепал, Душу по ветру бросил и разум развеял я свой.
Горя цепь мне грозит или меч мое горло пронзит — Но с дороги любви не сниму свой дозор боевой.
Глаз ее — мой убийца, а губы даруют мне жизнь, О Бабур, весь иссох ты, хоть слезы и льются рекой!
35
Кому владычицы души, подобная моей, досталась, Тот будет господом храним повсюду — что бы с ним ни сталось.
По улице ее брожу и умоляю: если богом
Забыт не буду, чтоб и здесь хоть память обо мне осталась.
Когда от милой ухожу — из сердца горе не уходит, Когда я к милой прихожу — к ней в сердце не приходит
жалость.
Зачем я от нее терплю обиды и несправедливость? Гордячка склонностью к любви ведь никогда
не отличалась.
Зачем, в слезах, я вновь и вновь стучусь в знакомые
ворота?
От слез Бабура никогда ее гордыня не смягчалась...
36
Пусть речь твоя меня разит, как меч, Спасают губы то, что губит речь.
Две пламенные розы щек твоих
Увы, до тла меня грозятся сжечь.
Я отдал бы все блага двух миров, Чтоб взгляд своей владычицы привлечь.
Тоски по милой не стыдись! Тоска, Как друг, не даст тебе в разлуке слечь.
Рассудок, воля от меня ушли, Пора меня от страсти уберечь!
Пойми, Бабур, пушок ее ланит —
Письмо коварной, что не хочет встреч.
37
На этот мяч у ног и на човган в руках взгляните, Вы на округлость щек, на кудри в завитках взгляните.
Взгляните: вот платан проходит по тропе, качаясь, А вот ее скакун летит, взметая прах, взгляните.
Когда с ужимками на площади она гарцует,
Сто горемык за ней следят с тоской в глазах — взгляните.
Ужели должен я мишенью стать для стрел упреков?
Как много стрел ее ресниц сидит в сердцах, взгляните!
Она зовет: «Бабур, приди, поговорим!» Пришел я...
На то, как с правдой ложь сплелась в ее речах, взгляните.
38
Ты, чей лик — нарцисс, ты, чей стан — самшит, Сколько мне еще нанесешь обид?
Мир не знал такой баловницы злой, Шалой, озорной, скромницы на вид.
Мастерица лгать, мучить, привлекать, Чтобы гнать и звать, позабыв про стыд.
Но тоска по ней всех обид больней,
Сердце все сильней по луне скорбит.
Слез, Бабур, не прячь... О кумир-палач!
Сладок этот плач, гнет не тяготит.
39
Где найдешь кипарис, этой пери прекрасной подобный?
Где найдешь лепесток, этой коже атласной подобный?
Много ль в мире сердец, бессердечней ее, безучастней?
Есть ли в мире глупец, мне влюбленностью страстной