Все помещение заполнено людьми, я замечаю некоторых дам, которых видела сегодня, они встречают меня теплыми улыбками и печальными глазами. Ввозят две тачки, нагруженные камнями, колесо одной скрипит, когда она выезжает на середину зала и останавливается рядом со столом. Когда все находятся внутри, двери закрываются и запираются на засов. Четверо мужчин переворачивают стол так, чтобы Наоми висела, удерживаемая своими веревками. Простыня спадает, и ее тело обнажается перед толпой. Эзра снова берет меня за руку и ведет к тачке с камнями.
— Возьми один, — говорит он, беря камень.
Я смотрю на них и задаюсь вопросом, как выглядит правильный камень, но прежде, чем я могу решить, Эзра протягивает мне один.
— Пусть ты, кто безгрешна, бросишь первый камень, — обращается пророк непосредственно ко мне.
Мне интересно, почему он думает, что я безгрешна. Уверена, что мои мысли в тот момент, когда я увидела Эзру голым, были греховными. Не хочу разочаровывать Эзру и уж точно не желаю быть наказанной. Когда он выводит меня на середину зала, прихожане встают вокруг, и каждый из них берет по дороге камень.
— Давай, Вашти, — говорит Эзра.
Я изо всех сил бросаю тяжелый камень в обнаженную девушку передо мной, ее стыд и боль пронзают меня. Эзра бросает свой камень, а затем отводит меня в сторону, где мы стоим и наблюдаем, как люди бросают в нее камни, закидывая ее миниатюрное тело обломками твердых горных пород. Кровь брызжет и струится из ее поврежденной плоти, ее красивое лицо разбито так, что его не узнает даже ее плачущая мать.
Что я наделала?
Когда брошен последний камень, пророк подзывает Эзру, и они вместе с ним подходят к Наоми и проверяют, есть ли у нее пульс. Когда мой нареченный склоняет голову, я понимаю, что она умерла. Я быстро вытираю сорвавшуюся слезу, прежде чем кто-нибудь это заметит. Они разрезают веревки, удерживающие ее, и ее избитое сломанное тело падает на пол. Все в зале поворачиваются к ней спинами, когда семья Наоми подходит к ее телу. Больше не произнесено ни единого слова. Присутствующие молча выходят, оставляя семью Наоми одеть ее и оплакать. Эзра не берет меня за руку, его лицо бледно, а лоб испещрен морщинами. Его душа тяжела от выбора, который он сделал, должно быть, мужчина все еще скорбит о том, что потерял.
На следующий вечер после молитвы нас с Эзрой не позвали в кабинет, вместо этого нас обоих отправили спать. У меня не было возможности поговорить с ним или кем-либо еще о прошлой ночи. Когда я попыталась поговорить с Диной, та подняла глаза вверх и остановила меня. Так прошло три ночи, прежде чем Иезекииль пригласил нас в свой кабинет после молитвы. До свадьбы оставалось всего два дня. Эзре больше не разрешали находиться в главном доме, кроме еды и молитв, поэтому я очень хотела провести с ним сегодня вечером несколько минут.
Настольная лампа освещает всю комнату золотым светом. Эзра похож на ангела от ореола, созданного вокруг него.
— Я скучала по тебе, — храбро говорю я, как только его отец выходит за дверь.
— И я скучал, Вашти. Ты в порядке? После того, что случилось. Мы не должны об этом говорить, но мне нужно знать, что ты в порядке.
— Я в порядке. Не знала, что нам не следует об этом говорить. Я буду более осторожна в соблюдении правил.
— Все нормально, не волнуйся. Все знают, что ты посторонняя, они поймут.
— Я не хочу быть посторонней, Эзра, — говорю ему.
Это заставляет его улыбнуться, и он берет мои руки в свои.
— Сегодня произойдет последнее, что мы должны будем сделать, чтобы подготовиться к нашей свадьбе. Тебе не о чем волноваться, ты будешь только наблюдать. — Он смотрит на меня, убирая с моего лица прядь волос. — Наблюдать и учиться, — это единственное, что тебе нужно будет сделать сегодня. Хорошо?
— Хорошо.
Не знаю, стоит ли мне бояться. До сих пор не было ничего легкого или простого.
Глава 11
Эзра
Мой отец ждет нас в коридоре. Когда мы выходим, он улыбается Вашти. Она его удивила. В хорошем смысле. Он нечасто показывает радость, но я думаю, что его вера в меня восстановлена, а вместе с ней и мое место над Джозефом как старейшины. Мы следуем за моим отцом на улицу в гостевой дом — мой дом и то, что будет нашим очагом. Мириам и Дина уже ждут нас внутри, эта часть подготовки является тем, о чем нам не рассказывают в деталях. Неправильно для мужчины думать о таких вещах.
Мириам целует моего отца в щеку и уходит обратно в главный дом. Отец ведет нас всех в мою спальню, где стоит кровать, покрытая красной простыней, и горит приглушенный свет. У изножья кровати стоят два стула. Отец велит Вашти сесть рядом с ним. Она подчиняется, вначале посмотрев на меня.
Дина остается стоять рядом со мной и кроватью. Эта женщина, которая приходится мне матерью, меняла мне подгузники и целовала мои царапины. Наоми была другой — она была местью и гневом, которые я так долго сдерживал. В тот момент или даже после того, как я отдал ей свою девственность, это даже не приходило мне в голову, а теперь…теперь я здесь, чтобы учиться. Муж должен уметь доставить удовольствие своей жене, а жена, в свою очередь, должна уметь позаботиться о потребностях мужа. Любая может приготовить ужин или постирать, большинство женщин умеет вести домашнее хозяйство, но только одна будет лежать со мной в моей постели. Ну, теперь только одна.
Мой отец, откашлявшись, смотрит на свою жену суровым взглядом, от Дины волнами исходит дискомфорт, когда она переводит взгляд с него на меня. Отец не потерпит неповиновения, и мы оба это знаем. Это то место, где я должен научиться поклоняться своей жене, как это было задумано Богом.
У Вашти широко раскрыты глаза. Она не знает, куда смотреть, когда мы с Диной начинаем раздеваться. Наша одежда бесшумно падает на пол. Не слышно ни единого звука кроме нашего глубокого дыхания и невысказанного страха. Я не раздевался перед обоими родителями с семи лет. Внезапно чувствуя себя неловко из-за того, что мое тело выставлено напоказ, я прикрываюсь руками и смотрю на Вашти. На ее лице появляется стыдливый румянец, и она не смотрит мне в глаза. Ее застенчивость и молодость очевидны по тому, как она прикрывает рукой рот, чтобы скрыть свою реакцию.