Так что, пока Нарисса буквально за руку тянет меня к круговой схеме на полу, старательно верчу головой, выискивая камеры, штативы, отражатели… Ну или какой-нибудь квадрокоптер, зависший где-нибудь наверху. Ни-че-го. Если где-то и ведется скрытая съемка, то она делается слишком качественно, чтобы я могла широченно улыбнуться и сказать:
– Ага! Розыгрыш!
Ненавижу розыгрыши. Слишком много среди них дурацких. Но сейчас с радостью бы узнала, что стала участницей одного такого. Пусть и самого отвратительного. Глупая-глупая надежда, которая почему-то упрямо не хочет сдаваться. Но нет. И о том, что именно «нет», мне напоминает двойник, показывая на круг на полу:
– Ложись сюда, – командует она.
И я давлюсь кашлем.
Чего?
– Ложиться? – переспрашиваю, с нервным смешком. – Вы меня в жертву принести, что ли, хотите?
Нарисса дергается, как ужаленная, отпуская хват. Э-э-э… Я что? Угадала?
Но тут Макс напоминает о себе стуком фонаря, которого он ставит куда-то на пол, и звуком вынимаемого из ножен длинного кинжала. Я хорошо знаю этот нож – Макс таскает его на поясе. Я еще удивлялась, как тот ему не мешает и почему никто, кроме меня, не обращал внимания на эту деталь гардероба. Знаю, что с помощью этого кинжала Макс обычно разделывал мясо. А еще как-то увидела, как он тренировался с ним в каком-то стиле боя.
– Крис, – Макс демонстративно пробует пальцем остроту заточки лезвия, кидая в меня взглядом. А мне и не нужно этой демонстрации. Я в курсе, насколько кинжал остер. – Давай без новых истерик, да? Ты только что не плохо держалась. Так что, будь умницей, доведи роль до конца. А то у нас больше нет времени на расшаркивания. Либо ты делаешь все, как мы говорим, либо я прямо сейчас окончательно закрываю этот вопрос. Выбирай.
Меня снова потряхивает.
То есть, все вот эти уговоры и милости, что меня только что пытались задобрить… Это все ради чего?
Перевожу взгляд с равнодушного лица монстра, которого я когда-то любила, а теперь с каждой минутой все больше ненавидела, на лицо двойника. Оно у нее, справедливости ради, извиняющееся и даже какое-то грустное. Ей, типо, жаль, да?
Полный горечи вопрос, о том, хватит ли у Макса яиц «закрыть вопрос», застревает в горле и так и остается не высказанным. Потому что, какой теперь смысл в любых словах?
Скидываю плащ, фибула которого в этот раз раскрывается на удивление легко, и шагаю вперед. Отрешенно и будто не своим телом.
– Как ложиться? – уточняю, не оборачиваясь. Смотреть на этих двоих нет никакого желания.
– На спину, как тебе будет удобнее, – слышу дрожащий голос двойника.
И чего она трясется-то?
Выполняю. С этого ракурса вижу только уходящий куда-то вверх свод. Чувствую голыми лопатками могильный холод каменного пола. Тот сразу же пробирается под кожу, спеша добраться до костей и сердца.
– А теперь закрой глаза, и ни в коем случае не открывай их, пока все не закончится. Я задам тебе три вопроса. Ты должна будешь ответить на них честно и утвердительно, – продолжает Нарисса.
Кажется, ритуал, чем бы он ни был, будет проводить она. Ну и, кажется, про вопросы все-таки не лгали.
– А если я не смогу честно и утвердительно?
– Тогда ничего не получится. И все будет зря. И тогда… Тогда Максу придется сделать то, что он пообещал. Так что ты должна со всем соглашаться, но делать это искренне. Если не можешь сказать «да» просто так, то должна найти причину, которая поможет так ответить. Причину говорить в слух не надо. Только сам ответ.
Потрясающе! То есть, чтобы они сейчас не сделали, формально, у них на все это будет мое согласие, да? Хороши подлецы, ничего не скажешь.
– Ясно. Я поняла. Спрашивай.
Закрываю глаза.
Поначалу ничего не происходит. Наоборот – секунды темноты, тишины и молчания томительно тянутся одна за другой, пока жду непонятно чего. И каждая из них подогревает мое воображение, которое вдруг становится слишком ярким.
Сперва оно рисует, как мой двойник встает на колени прямо около границы круга, но не пересекая ее. И мягкая ткань длинной юбки синим пятном растекается на каменный пол вокруг ее фигурки. Затем Нарисса берет протянутый Максом тот самый кинжал и делает им надрезы на своих ладонях. Смешивает полившуюся кровь и обмазывает той все лезвие оружия. После чего перехватывает кинжал обеими руками за рукоять так, как держат кол, который хотят вогнать в грудь. Склоняется надо мной, и свечи в подземелье начинают светить еще ярче.