«На чужбине и солнце и тучи другие…»
На чужбине и солнце и тучи другие,
И волна говорит на чужом языке…
Я черчу твое имя, Россия,
На приморском песке.
Пусть приносит мне ветер соленый и свежий,
И смывающий буквы родные прибой —
Только звуки чужих побережий,
Все равно — я с тобой.
1947
«ЗЕРКАЛА» (Вашингтон, 1965)
«Щедро дни и ночи разметало время…»
Щедро дни и ночи разметало время,
Я их собирала бережно за ним
И на плечи клала золотое бремя:
Цвет журчащих вёсен, снег звенящих зим.
Яркий снег растаял на большой дороге,
Пылью облетели на ветру цветы,
И теперь — в преддверьи — где-то на пороге —
Я стою с тяжелой ношей пустоты.
«На окнах плющ… Чужой проулок дальний…»
На окнах плющ… Чужой проулок дальний…
В незрячем доме, верно, так темно…
Я помню сумрак деревенской спальни,
Где плющ завесил кружевом окно.
Но в детстве мне казалась веселее
Она всех комнат на земле.
В ее зеленоватой мгле,
Как в пахнущей листвой аллее,
Так сладко было по ночам не спать!
Когда ж заря, сквозь плющ алея,
Свои лучи бросала на кровать,
Который раз с упорством странным
Старалась зеркальцем карманным
Я луч сияющий поймать…
На окнах плющ разросшийся и гибкий
В проулке узком и слепом…
Я в тупике — мне выход незнаком.
А сквозь туман беззвучно зыбкий,
Откуда-то, где не редеет мгла,
Из неземных, быть может, измерений
Идут рядами чьи-то тени…
Какие их поймают зеркала?
«Пароходы, письма, поезда…»
Пароходы, письма, поезда,
Самолеты в небесах высоко
Зачеркнули слово «никогда»,
Стало близким грозное «далёко».
Мы, дерзая, обгоняем звук
В серебристой, стрельчатой ракете.
Для живых в пространстве нет разлук:
Мы гостим на небольшой планете.
К сердцу лишь дороги не нашли,
Сердце ждет, своей мечтой томимо…
Не заходят в гавань корабли,
Самолеты пролетают мимо.
Серебряная пыль
Мерцает ровный путь безлюдный,
Летит, летит автомобиль…
Как ювелир небесный, чудно
Посеребрив земную пыль,
Колдует месяц. Спят долины.
В осколках зеркала земля.
На прибранных полях чужбины
Чего ищу я у руля?
Ищу ль далекую равнину?
Лучи полуночной луны
В глаза бросают паутину
И заставляют видеть сны.
Труднее каждое движенье
И клонит голову к плечу.
Я уступаю руль лучу
И поддаюсь изнеможенью.
Блестит серебряная пыль,
Летит, летит автомобиль…
Плывут во всём великолепьи
Растрепанные ветром степи,
В цвету вишневые сады,
Как будто бы в пушинках снега.
Плетётся и скрипит телега;
Колёс глубокие следы
Видны на вязком чернозёме;
Её везут в ленивой дрёме,
Шагая с важностью, волы.
На нежной зелени пролеска
Белеют тонкие стволы
И серебрятся в лунном блеске.
Бежит четверка лошадей
В знакомой упряжи красивой,
И кони машут длинной гривой.
А песню юности моей,
Напев родной, напев печальный
Я слышу в воздухе хрустальном.
Степные ветры гнут ковыль,
Летит, летит автомобиль…
Вдали, весной проснувшись снова,
Разбивши зимние оковы
И затопляя берега,
Баштаны, пастбища, луга,
Шумит в стремительном напоре
Раскрепощенная река.
Звон бубенцов, песнь ямщика
И гул Днепра слились в просторе.
Бледней серебряная пыль,
Быстрей летит автомобиль…
Толчки, ухабы, повороты…
Раскрыты широко ворота.
Как встарь, два дуба у ворот
Кивают ласково листвою.
Здесь тополь киевских высот
В саду с пушистою травою,
Здесь ива плачет над прудом
И здесь тот серый старый дом,
Где всё мне памятно до боли,
До горечи, до едкой соли
Моих невыплаканных слез.
Бессмертный луч меня привез
К началу пройденной дороги.
Я снова в детстве — на пороге…
Взбегаю быстро на крыльцо,
Смеюсь, как девочка, беспечно,
Не замечая, что лицо
Склонила надо мною вечность.