— Что ты ему сказал?
Он выглядел немного неловко.
— Я сказал, что ты погрузилась в это мятежное подростковое дерьмо и что было бы лучше, оставить вещи как они есть.
Я хотела возразить, и он пожал плечами. — Мы не можем сказать ему правду. Хотя ему и не нравится все это, он понимает. Он успокоит твою маму. Это самое лучшее, что мы можем сделать на данный момент.
Я не знала, что должна добавить.
— Иди сюда, — сказал он.
Я свернулась на диване рядом с ним и уснула, чувствуя, как его рука гладит мои волосы.
Было уже совсем светло, когда я проснулась. Рука Колина все еще крепко обнимала меня. Я села, и он подскочил на диване; одной рукой он держал меня за запястье, пока он осматривал комнату.
— Мне нужно в школу, — сказала я, стараясь звучать так, словно все нормально.
Он внимательно посмотрел на меня. — Ты чувствуешь, что готова к этому?
Вообще не готова. — Что еще мне делать?
— Тебе надо заскочить домой? Взять вещи?
— Э-э… конечно, — молчание угнетало, пока он не толкнул меня плечом.
— Между нами же все хорошо?
— Конечно, — как я говорила ранее, — что еще мне оставалось сказать?
Мы не разговаривали; неприятное молчание длилось всю дорогу до моего дома, где я переоделась в чистую школьную форму и собрала книги. Иногда один из нас начинал говорить, но затем снова погружался в тишину. Не было безобидных тем для разговора, и ни у кого из нас не было сил, чтобы обсудить то, действительно нуждалось в обсуждении.
Наконец в квартале от школы Колин заговорил: — Ты же не исчезнешь просто так, или? — спросил он. — Не сбежишь просто так?
— Никаких исчезновений, — подтвердила я.
Он припарковал грузовик и пошел к пассажирской двери, чтобы открыть мне дверь.
— Спасибо, — сказала я, пока он помогал мне выйти.
— Мо, — я попыталась уйти, потому что не хотела слышать о его причинах и сожалениях, но он не отпустил меня так просто. — Мы урегулируем это. Обещаю тебе.
Если бы я открыла рот, из него вылетело бы что-то глупое, поэтому я ничего не ответила. Он едва прикоснулся поцелуем к моему лбу, так легко, что мне было страшно, что это только сон.
Я сделал шаг назад, и он подарил мне натянутую улыбку. — Ничего не случилось. Делай, что всегда, когда ходишь в школу.
Я закинула сумку и пошла, пытаясь собраться с мыслями, которые в беспорядке толпились у меня в голове. Горе и чувство вины из-за смерти Ковальски и моей неспособности удерживать линии. Злость на Евангелину за то, что предала всех нас. Я не добилась справедливости, которую обещала для Верити, и все это сжигало меня глубоко внутри. Зияющая боль из-за Люка, но которую я кажется победила. Я прикоснулась кончиками пальцев к губам как раз в тот момент, когда под моей кожей вспыхнула невидимая линия.
Я споткнулась, но мне удалось удержаться за железные перила лестницы.
В шести метрах от меня стоял Люк, облокотившись на одну из входных дверей.
Мне пришлось собрать все последние крохи своей гордости, которые еще остались, чтобы не развернуться и не убежать, к Колину, или на другую дорогу в школу, или на край земли. Эта попытка вызвала головокружение. Вместо этого я расправила плечи и продолжила подниматься по широким каменным ступеням мимо него.
— Это было так по-домашнему, — сказал он, его голос хлестал как кнут. — Тебе понадобилось совсем немного времени, чтобы найти замену, да?
Я вздрогнула: —Перестань, Люк. Мы все решили.
Он похлопал меня по предплечью. — А вот это говорит об обратном.
Я отдернула запястье, как будто оно горело, и он потер место на своем предплечье, где нас соединяла цепь.
— Начался потоп, — сказал он. — Прогрессирует он медленно, пока всего несколько дыр, но он усиливается.
Он выглядел таким же затравленным, как в ту ночь в больнице, когда взял меня с собой к Верити. Теперь я понимала, не иметь возможности остановить потоп, значило для него больше чем смерть подруги. Это значило, что весь его мир был разрушен до неузнаваемости, а цель всей его жизни рассыпалась в пыль. Вероятно, он бы выжил, но я не была уверена, действительно ли он хотел бы выжить.
— Мне жаль, — это было все, что я могла ему предложить и этого было не достаточно. — За все. Но я не могу тебе помочь.
— Ты все еще сосуд, — сказал он. — Нравится ли тебе или нет, сейчас ты избранная. Мы могли бы попробовать…
— Я больше не могу пытаться быть ею, — сказала я. — Это убьет меня, Люк, также как это сделала бы магия.
Он начал говорить, но Лена мчалась к нам и остановилась всего в нескольких сантиметрах. Она приветствовала его явным благосклонным кивком. — Эй! Загадочный тип! Теперь мне все ясно!