— Я знаю, и я пыталась, но я думаю, что у меня не получилось. Или, может быть, я слишком старательна.
— То, о чем рассказал мне Бернетт, изменило мое мнение о нем, и я думаю, что духи — это мудрая часть нашей жизни.
— Он согласен с тем, чтобы ты убила кого-то? Она сказала тебе, кто это?
— Нет. Она ничего толком не говорит, как и все призраки. Я даже не уверена, знает ли она ответы.
— Чувствует ли ты зло?
Кайли думала об этом минуту.
— И да, и нет. Я имею в виду, она не ангел. Она призналась, что она убила много людей. Когда я вижу ее кровь на ее руках, не похоже на то, что она чувствует вину за это. Или, по крайней мере, когда она приходит, — сказала Кайли, вспомнив, как выглядел призрак с отрубленной головой, — но я не думаю, что она хочет причинить мне боль. Я даже спросила ее, хочет ли она забрать меня в ад.
Холидей выгнула бровь.
— И ты думаешь, она признается тебе?
— Нет, но она не станет отрицать это, если бы это была ложь. Она — деловито сказала мне, что она хотела, чтобы я послала кого-то другого в ад. И я думаю, что когда я начала игнорировать ее, она просто хотела привлечь мое внимание, тряся этой головой.
— И я уверен, что это сработало, — сказала Холидей.
— В значительной степени — сказал Кайли, — трудно не обращать на это внимания.
Она задрожала, вспоминая висящую голову.
— Я все еще думаю, что отправка одного призрака во-свояси, может быть хорошей вещью.
— Я знаю, и прошлой ночью я даже думала, что это хорошая мысль, но есть одна вещь, которая заставляет меня сомневаться в этом.
— Какая? — спросила Холидей, закинув одну ногу на кровать, и согнув ее в колени.
Кайли вздохнула. Она не была слишком озабочена этим раньше, но сейчас казалось, что что-то она должна была обдумать.
— Она говорит, что если я не сделаю это, если я не убью этого человека, что я тот, кто умрет.
Челюсть Холидей сжалась.
— Хороший взгляд на вещь. Ты чувствуешь, что она пытается защитить тебя, или просто причинить вред кому-то другому?
Кайли попыталась рассмотреть этот вопрос.
— Я думаю, что это так. Я не знаю, почему она хотела защитить меня. Но опять же, прошлой ночью, когда Дерек и я были одни, она единственная, кто сказал мне пойти на кладбище. Думаю, она помогала мне.
Холидей нахмурилась.
— Хорошо, тогда держи ее рядом. Но ради Бога, будь осторожна. У тебя уже есть кто-то из этого мира, пытающийся причинить тебе боль, тебе не нужен еще кто-то из загробной жизни, пытающийся сделать тоже самое. Ты слишком особенная, чтобы кто-то хотел причинить тебе боль.
Слова Холидей заплясали в голове Кайли. Она слышала их раньше. Кто-то с зелеными глазами, и теплыми… губами говорил ей об этом. Вдруг она вспомнила то, что произошло. Ту часть, где Дерек поцеловал ее.
— О, черт! — пробормотала она, и опустила голову на руки, — Что я наделала?
— Ты о чем? — спросила Холидей.
Кайли посмотрела на нее.
— Во сне-фантазии, человек, который инициирует сон, и находится под контролем, другой человек, который пришел туда, может остановить ход событий, верно?
— Да. Пока она чувствует себя спокойно в том, что происходит.
— Дерьмо, — пробормотала она, снова, потому что она вспомнила чувство, которое путало ее в том, что она хочет, а чего не хочет.
Она запуталась в том, что было правильно, а что неправильно. И если она запуталась во сне, позволяя сделать то, что не должно было случиться.
— О, черт, — сказала она, и попыталась вспомнить остальное.
Потом она оглянулась на Холидей.
— Я не должна быть в состоянии «запомнить все»?
— Ну, кроме… — она сделала такое лицо, как будто она не думала, что Кайли хотелось бы услышать остальное, — за исключением того, когда тебе действительно все нравилось.
— Там, где я была, было чертовски здорово, — пробормотала Кайли.
— Успокойся. После того, как ты что-нибудь поешь и отдохнешь, ты, вероятно, вспомнишь все.
— Я не знаю, хочу ли я все вспомнить, — пробормотала она, — о, черт.
Холидей нахмурилась.
— Ты хочешь, чтобы я поговорила с Дереком об этом?
Лицо Кайли сморщилось.
— Я не говорила, что это был Дерек.
Холидей посмотрела на нее, словно она сморозила глупость.
— Вы двое здесь единственные, кто может вступать в такого рода отношения. Ну, и я тоже.
Кайли прикусила губу снова.
— Ладно, это был он, но нет, я не хочу, чтобы ты поговорила с ним. Я должна справиться с этим сама, — сказала Кайли, тяжело вздохнув, — он думает, что я все еще влюблена в него.
— А ты нет? — спросила Холидей.
— Нет, — сказала Кайли.
И именно это она имела в виду. Она сделала это. Да, она действительно призналась. Так почему же это звучит так, как будто она пыталась убедить себя в этом?
— Я не хочу говорить о Дереке.
Холидей изучала ее лицо.
— Ты хочешь поговорить о Лукасе?
— Нет, — сказала Кайли.
— Ладно, но если ты захочешь поговорить о нем или о чем-то другом, я всегда здесь, для тебя.
— Я знаю.
Затем, пытаясь не быть лжецом для самой же себя, с ее губ соскользнули следующие слова.
— Я поняла, что я любила его прежде, до того, как все произошло, — ее сердце чувствовало, что она должна сказать, — я собиралась сказать ему в следующий раз, когда увижу. Но в следующий раз я увидела его, когда он обещал свою душу Моник.
Холидей закусила губу, как будто не была уверена в том, что должна сказать.
— Я не думаю, что он подразумевал по этим то, что ты думаешь.
— Меня не волнует, что он имел в виду, он не должен был делать этого.
— Это правда. И я не скажу тебе, что надо делать, но я верю, что он говорит правду о своих намерениях. И я просто говорю, что если ты по-прежнему заботишься о нем, я не думаю, что он плохой парень.
Кайли глубоко вдохнула воздух в легкие.
— Однажды, я спросила маму, любит ли она моего отца. До сих пор. Она сказала мне, что она не знает. Что может быть, когда она злилась на него, ей пришлось бы увидеть, что она чувствует по этому поводу. Может это то, что будет со мной и Лукасом. Но сейчас это чертовски меня бесит, что все говорят мне, что он хороший парень. Это заставляет меня чувствовать себя так, будто во всем виновата я.
С ее глаз заструились слезы, она быстро смахнула их, и выпрямила спину.
— Я сожалею, — сказала Холидей, убрав руку, — и ты знаешь, что не сделала ничего плохого. И я не стану больше говорить о нем.
— Спасибо.
Ее живот вдруг издал громкий звук, давая ей понять, что он был таким же несчастным, как и она … пустым.
Она смотрела на Холидей.
— Мне нужно что-нибудь съесть. Я думаю, что мой желудок сожрет мой позвоночник.
— Вот. — сказала Холидей, и потянулась к тумбочке вытащив бумажный пакет, — Я принесла его к тебе до этого, думая, что тебе захочется есть.
Кайли взяла пакет, и увидела половину сэндвича, который был немного потрепан.
— К сожалению, я проголодалась, пока ждала твоего пробуждения.
Когда Кайли вытащила сэндвич и откусила кусочек, Холидей вытащила из пакета еще один припас.
— Я все еще хочу есть, — сказала она, и виновато улыбнулась.
Она взяла пачку чипсов и начала есть. Как только Кайли съела сандвич, и наблюдала за тем, как Холидей поглощает пачку чипсов, вес мир, казалось, перевернулся в ее голове, и она все поняла. Не все, конечно, но достаточно для того, чтобы сделать паузу. У нее было много проблем, к которым она вернется. Вернуться в лагерь — было правильным решением. Вернуться к Холидей — вдвойне.
Кайли скомкала бумагу из под сэндвича, и полезла в сумку в поисках чего-то нового. Достигнув дна, она поняла, что пакет был пуст.
У Холидей было смешное лицо.
— К сожалению, я не знаю что со мной. Мой аппетит просто зашкаливает.
— Это, наверное, любовь, — сказала Кайли, — ты просто сияешь с ним. Каждый раз, когда ты говоришь имя «Бернетт», твои глаза начинают светиться.
— На самом деле, любовь отгоняет аппетит. Ты думаешь, что можешь прожить на одной любви, а еда тебе не нужна.