– Да защитит нас Ганеша! – прошептала Хила, пряча от колдуньи лицо своего малыша.
Мили сделала то же самое. Обе боялись дурного глаза старухи.
Три-Глаза посмотрела в их сторону, и девочкам показалось, что этот взгляд коснулся самых потаенных глубин их душ.
– Как ни встречу, вы всегда вместе, – сказала старуха, поравнявшись с подружками. И добавила, обращаясь к одной только Амии: – Я говорила твоей матери, что хочу с тобой увидеться. Я тебя жду.
Амия чуть не уронила кувшин. Она все же успела подхватить его двумя руками и ускорила шаг.
– Значит, мать тебе не сказала? – не отставала от девочки Три-Глаза.
– Нет, – ответила девочка, не оборачиваясь.
Амии не нравилось, как эта женщина смотрела на нее. Она не имела понятия, что ей нужно. Три-Глаза часто наведывалась в их дом – приносила лекарства отцу. Мать не рассказывала, о чем они говорили. Отец Амии страдал от легочной болезни – кашлял, плевал кровью. Приготовленные колдуньей тошнотворные зелья шли на компрессы и припарки.
Стремясь поскорей укрыться от глаз старухи, Амия свернула в первый же переулок. Подруги последовали за ней.
– Что ей от тебя нужно? – дрожащим от страха голосом спросила Мили.
– Не знаю. Я не знаю!
– Бойся ее! Говорят, она покупает детей и перепродает их раджам…
– Мало ли что придумают люди!
– Это правда, – поддержала подругу Хила.
– Но в Аунраи не пропадают дети! – заметила Амия.
– Она скупает их в окрестных деревнях.
Было очевидно, что Мили верит в то, что говорит. И все же не было никаких доказательств того, что Три-Глаза занимается таким постыдным делом, как торговля людьми. Впрочем, о работорговле в этих местах вообще было мало что известно. Говорили только, что детей, а порой и взрослых, продают и покупают, как продукты на рынке. А еще говорили, что иногда рабы, которые верно служат представителям высших каст, становятся настоящими богачами. Богатство… На выросшего в нищете ребенка, каким была Амия, это слово оказывало магическое действие: позабыв о недавних страхах, девочка предавалась мечтам о роскошных дворцах, чьи злато-мраморные террасы спускаются к священной реке Ганге.[2] В Аунраи не было дворцов. Здесь путнику приходилось все время смотреть под ноги, чтобы не вступить в коровью лепешку.
Амия попрощалась с подругами. Они увидятся, когда она снова пойдет по воду. Дом, в котором жила ее семья, был построен на усиленном фундаменте из низкокачественного кирпича-сырца. У стен его высились горы готовой глиняной посуды и охапки хвороста, которым топили печи. Между навесами из просмоленной ткани, в тени которых сохли миски, вазы и горшки, вилась тропинка. В доме было два этажа: в пяти комнатах второго этажа члены семейства спали (а их было в общей сложности двадцать четыре человека), а на первом размещались мастерская, кухня и общая комната, в которой они собирались и принимали пищу.
Амия уже слышала шум огня в печи и обрывки разговоров. Набрав в легкие побольше воздуха, она вошла в мастерскую, где работал ее отец, шестеро братьев и шестеро подмастерьев. Здесь было невыносимо жарко. В пяти печах бушевал огонь, за ними следил мальчик, тело которого блестело от пота. Он один поднял голову, когда вошла Амия. Они молча посмотрели друг на друга. Девочка сразу же поднесла ему кружку холодной воды. Этот мальчик был ее единственным союзником. Правда, на его помощь рассчитывать не приходилось – он был младшим из подмастерьев и не являлся членом семьи. Мальчик открыл дверцу одной из печей, чтобы проверить, не пора ли вынимать посуду. Новая волна жара прокатилась по мастерской, опаляя тела месивших глину мужчин. Сотни зеленых мух с жужжанием снялись с насиженных мест. Работающие в мастерской уже давно перестали с ними бороться, и мухи жадно впивались в их тела, пытаясь утолить жажду.
Амия всем по очереди дала попить, но ни от кого не услышала слова «спасибо». Такая неблагодарность нисколько ее не задевала. В их глазах она была служанкой, не более. К счастью, девочке не приходилось заботиться об их пропитании – это бремя было возложено на двух ее старших сестер. Отцу она подала напиться в последнюю очередь. Он сам установил такой порядок, желая быть для домочадцев примером. Но и он не удостоил дочь даже взглядом. Для отца дочка – это лишний рот, посланное богами бремя за совершенные в прошлой жизни грехи. Отец напился, закашлялся, сплюнул и вернулся к работе – он как раз оформлял горлышко вазы.
2
Индийцы священную для них реку называют Ганга, по имени богини, которую эта река олицетворяет.