Ускоряя шаг, она шла вдоль широкого канала, по которому плыли груженные фруктами и овощами барки, потом обогнула деревянные дома в несколько этажей, старательно обходя расставленные на перекрестках статуи Будды, и, наконец, добралась до индийского квартала. Но радоваться было рано: здешние индусы говорили на кашмири и пенджаби – языках, которыми она редко пользовалась. Проклиная про себя трудности, которые приходилось преодолевать с момента, когда она только переступила границу этого края крестьян и горнорабочих, Три-Глаза стала расспрашивать местных жителей.
В городе имелось пять ашрамов, и она рассчитывала отдохнуть в одном из них. Торговец хлебом указал ей место, где предавался медитациям священнослужитель. Туда она и направилась. Представившись брахману вышивальщицей из Дели, которая идет к сестре на север, в Таксилу, она сообщила о своем намерении остановиться здесь на ночь. Не прикоснувшись к воде и горсти риса, по традиции предлагаемым путешественникам, она с выражением отвращения на лице высыпала на землю угощение – для мышей и тараканов, взяла циновку, легла, свернувшись калачиком, и тотчас же погрузилась в спасительный сон.
Пробуждение было мучительным. Три-Глаза показалось, что она не может распрямить руки и ноги. Что-то больно давило на живот. Пол под ней мерно раскачивался. Она вздохнула, из груди вырвался стон.
Ее грубо осадили на урду:
– Заткнись, ведьма!
На урду? Это было странно. Зачем кому-то говорить на урду в пакистанской глубинке?
Однако Три-Глаза ждали новые неприятные открытия. Осмотревшись, она невольно вскрикнула. Ее привязали к деревянной раме, а рама эта лежала на дне крытой повозки. Рядом сидел мужчина, не сводя с нее безжалостных угольно-черных глаз.
Прежде чем она успела с ним заговорить, незнакомец вставил ей в рот кляп. Через некоторое время, когда в повозку забралось несколько сикхов, Три-Глаза поняла, что ее похитили слуги жестокой регентши Джундан.
Глава 46
Мишель ликовал. Все вышло, как и было им задумано. Англичане сломя голову устремились в ловушку. Немало всадников противника рассеялось между валунами. Их подобный раскатам грома галоп долетел до ушей сикхов, которые, не в силах сдержать свой яростный напор, повыскакивали из укрытий и сцепились с врагом врукопашную.
– Слишком рано! – закричал Мишель.
– Нам не удастся остановить этих людей, придется последовать их примеру, – сказал Дуна.
Слова его не расходились с делом: он перепрыгнул через камень и побежал вниз по крутому склону.
Мишель оказался перед свершившимся фактом. Издалека донеслось чистое пение английского горна: противник собирал силы. Англичане намеревались занять выгодную позицию – за рассеянными по ущелью валунами и обломками пород удобно было прятаться и наносить ответные удары. Мишель приказал своим всадникам сгруппироваться. Пришел момент предпринять атаку «а-ля маршал Ней». Он помнил рассказы об этих кавалеристских атаках под предводительством вспыльчивого наполеоновского полководца, имевших ужасные для французов последствия, которые в результате привели к поражению в битве при Ватерлоо. Он не совершит этой ошибки – не бросит своих всадников на штыки противника.
– Первая шеренга, пли! – приказал сэр Чарльз.
Громыхнули винтовочные выстрелы. Пули буквально косили атакующих сикхов.
– Вторая шеренга!
Сэр Чарльз держался хладнокровно, что было присуще опытным военным. Напряжение первых минут прошло, и теперь один его вид дисциплинировал подчиненных и поднимал боевой дух. Солдаты зубами разрывали пакеты с порохом, заряжали оружие, делали шаг в сторону, чтобы оказаться на открытом месте, целились и стреляли. Их было слишком мало, чтобы атаковать неприятеля, но вполне достаточно, чтобы удержать свои позиции и обескуражить нападавших, которые, судя по всему, не имели военной подготовки.
Сэр Чарльз был человеком прагматичным. Он принялся продумывать тактику боя, прикидывая, какие могут быть потери убитыми и ранеными. Он рассуждал так: «Третью личного состава придется пожертвовать, чтобы занять ту или иную позицию… Половиной полка… Двумя третями роты…» Его мало заботило количество погибших, лишь бы цель была достигнута.