Хила рассказала, что невестка предложила серебряную рупию тому, кто разыщет Амию.
«Витра считает, что по твоей милости она поранилась, из–за чего теперь хромает и не может сходить ни на рынок, ни к колодцу».
Витра и ее рана… Уязвлена не только ее плоть, но и самолюбие. Теперь она куда страшнее, чем населяющие крепость призраки. Амия ощущала постоянное присутствие не нашедших покоя душ. Они исчезали с рассветом. Чтобы обуздать страх, она стала молиться Вишну.
Хила сделала большой крюк, прежде чем через поля направилась к развалинам крепости. Она торопилась, потому что оставила своего малыша на попечение Мили. Девочка вскарабкалась по обвалившейся стене, примыкавшей к башне, где пряталась Амия. Кладка рассыпалась у нее под ногами. Крупный кусок отвалился и покатился вниз. Встревоженная, девочка замерла, потом обернулась к шедшей следом за ней старухе.
— Пришли, — сказала она, указывая на башню.
— Она прячется здесь? В греческой крепости? И у тебя хватает смелости приносить сюда ей еду? Да вы намного смелее наших деревенских мужчин!
Но Хила не восприняла эти слова как похвалу: смелая она или нет, муж побьет ее, если узнает, где она была.
— Амия! Амия! — позвала девочка.
Амия показалась в обсыпавшемся дверном проеме и застыла от неожиданности. Рядом с Хилой стояла Три–Глаза.
— Нет! — тихонько воскликнула она.
— Не бойся, — сказала Три–Глаза.
Амия отпрянула, всей душой желая, чтобы это кошмарное видение рассеялось. Но силуэт старой знахарки четко вырисовывался на фоне красноватого рассветного неба. Она была похожа на воплощение души этой населенной привидениями крепости — белые распущенные волосы покрывали ее, словно плащ, черты лица почти полностью растворились в морщинах… В правой руке старуха держала свой узловатый посох, в левой — ритуальную берцовую кость.
— Она пришла спасти тебя, — сказала Хила, подходя к подруге.
Амия отшатнулась.
— Ты меня выдала!
— Неправда! Клянусь глазом Кришны! Пусть пронзит мое сердце его стрела, если я тебя предала! Я боюсь, Амия. Боюсь. Витра приходила в наш дом. Отец и муж расспрашивали меня у нее на глазах, и я соврала. Если бы они узнали, что я хожу сюда, в это место, которое приносит несчастье, ради того, чтобы помочь тебе, они побили бы меня и выбросили на улицу. Я не хочу стать парией. Три–Глаза защитит тебя. Ее все боятся. Даже Витра. Три–Глаза всегда хотела взять тебя в услужение. Я верю, что она желает тебе добра.
Желает добра? Колдунья? Амия вперила взгляд в лицо седовласой старухи, желая отыскать на нем отражение хоть каких–нибудь чувств. И все–таки, что нужно от нее старой знахарке? Три–Глаза потрясла в воздухе костью. Вид у нее был довольный. Духи вернулись в недра земли. Солнце перестало казаться кроваво–красным. Птицы выводили радостные трели, по укрытой туманом зеленой равнине на поля с песнями шли женщины. Эти умиротворяющие звуки помогли Амии принять решение.
— Я пойду с тобой, — сказала она знахарке.
Та кивнула и твердым, уверенным шагом стала спускаться, ощупывая камни своим посохом. Амия последовала за ней. Теперь никто не станет между девочкой и ее судьбой. Участь Амии была решена.
Сначала Амия слышала только отдаленный гул пчелиного роя, потом его перекрыл крик голодных ворон, к нему добавилось пение реки, вдоль которой они шли. Никогда еще голоса деревни не казались девочке такими громкими и вселяющими беспокойство. Амия невольно сжалась и подумала о бедной Хиле, которая многим рисковала, чтобы ее спасти.
Хила, чтобы не вызвать у жителей Аунраи подозрений, пошла другим путем. Теперь она уже должна быть с Мили.
Амия представила, как ее подруги, прижимая к груди детей, идут к своим мужьям, послушные и покорные…
«Боги несправедливы!» — подумала девочка.
Со смятением в сердце вошла она в деревню, где отныне чувствовала себя чужой. Три–Глаза повела ее по улице Исламабад. Это была одна из самых оживленных улиц Аунраи. Здесь находились магазины пряностей, лавки портных, кожевенные и стекольные мастерские.