Три–Глаза и Амия очнулись в пещере — ошеломленные, дрожащие. У их Ног лежала Витра. Колдунья и девочка невольно обнялись, услышав крик. Но этот голос принадлежал не Кали. Это кричал Пайод, который нашел свою супругу недвижимой. С ним пришли обе служанки. Пайод подбежал к Витре, приподнял ее. Она еще дышала.
— Помогите мне отнести ее в деревню, — попросил он.
Три–Глаза никак не отозвалась на его просьбу.
— Помоги моему брату, — попросила Амия, беря в свои руки руку колдуньи.
И Три–Глаза согласилась.
Глава 20
Покой ночи нарушал только стрекот кузнечиков да чей–то шепот. Город еще не уснул. Да и сможет ли он уснуть? Фанатики–мусульмане молились на пороге Мекка Масджид — древнейшей мечети Хайдарабада. Кирпичи для ее главного свода были доставлены из самой Мекки.
Саджилис вслушалась в слова молитв. На лице ее читалось презрение. Как и все индуисты, она с молоком матери впитала ненависть к исламу. Ее предки в свое время сражались с персидскими завоевателями. Придет день, и ее потомки прогонят их из страны. А пока приспешники Магомета нарушали покой этой дивной, расшитой звездными нитями ночи.
— Пусть замолкнут! — крикнула она, обращаясь к изваянию богини Дурги.
Это был приказ. Так совпало, что как раз в этот момент голоса молящихся смолкли, но Саджилис была уверена, что
это произошло по воле богини. Она тотчас же пала ниц перед статуей божественной воительницы с разгневанным лицом.
— Я построю тебе храм на холме возле Муси. Крышу и шпили прикажу покрыть золотом, и они вознесутся над минаретами Мекка Масджид!
Самонадеянны и дерзки были ее слова: знаменитая хайдарабадская мечеть была одним из высочайших сооружений мира. В дни праздника ее посещали до десяти тысяч верующих. Но Саджилис верила в то, что обещала. Она готова была потратить миллионы рупий, лишь бы умилостивить Дургу. Принцесса долго молилась своей покровительнице. Когда же * сердце ее исполнилось благодати, она обернулась к служанкам, которые, стоя в тени, ожидали ее указаний.
— Пора, — сказала им принцесса. — Подготовьте меня.
Женщины отлично знали свое дело. Единственное, что от
них требовалось, — это всячески заботиться о красоте своей повелительницы. Все они прошли специальное обучение в течение нескольких лет. Словно ночные мотыльки, окружили они принцессу. Их ловкие руки, вооруженные гребня–j ми и кисточками, причесывали и красили ее. Действо было
| похоже на танец — они передвигались с места на место, гра-
I циозные, улыбчивые, прекрасно осознающие непрочность
J своего положения во дворце. Старание прислужниц удвои-
5 лось, когда вошла Таника, Веревка. Они боялись этой стару-
! хи, наперсницы принцессы. Таника стала заботиться о Сад-
! жилис, как только та родилась. Она была ее советчицей и,
I не задумываясь, приняла бы ради нее смерть. Ей было пять-
десят лет, но она никогда не была замужем, зато хорошо из-| учила человеческую природу и с легкостью гасила конфлик-
| ты в гареме.
Одетая в белое, с волосами, собранными в украшенную серебряными кольцами косу, она вошла в пятно света, льющегося от установленных на треножниках масляных ламп. Лицо ее было серьезным.
— Ну же, улыбнись, — попросила Саджилис. — Я ведь не для костра прихорашиваюсь!
Таника не оценила ее шутку.
— Твоя решимость меня не радует, — сказала она с сильным бенгальским акцентом.
Этот акцент становился еще заметнее, когда Таника сердилась.
— Я люблю его, — прошептала Саджилис.
— Он не твоего ранга! Он не индиец!
— Мой отец сделает его принцем. А брахманы очистят.
— Как могут наши священники очистить человека, который воспитан в традициях чужой религии? Он христианин…
Лицо Таники исказилось от отвращения. Ненависть читалась в ее черных, как гагат, глазах. Шесть лет назад англичане, то есть христиане, такие же, как и Мишель Казенов, вырезали всю ее семью. Ее отец, братья, дяди, двоюродные братья и все женщины рода были членами секты тхагов, которых европейцы нещадно уничтожали. Таника подумала об обожаемой тхагами богине Кали и ее темной силе, которой она вскормила принцессу. Недаром дворец был полон изображениями Дурги, воплощений Кали…
— Я знаю, о чем ты думаешь, и сочувствую твоему горю. За твоих родственников отомстят, я поклялась в этом Дурге–Кали в день, когда у меня впервые пошли крови, — сказала Саджилис с волнением в голосе. Однако следующие ее слова прозвучали уверенно: — Не путай друзей с врагами, Таника. Ты ведь знаешь, что господин Мишель ненавидит англичан так же сильно, как и ты.