— Ваше высочество, — решается князь, — у нас радостная новость! — Я вопросительно поднимаю брови, затем оглядываю стол, переводя взгляд с одного преисполненного серьезности лица на другое. Если новость такая радостная, почему все сидят как на похоронах? — Император Франции, — продолжает Меттерних, — попросил вашей руки. Как вы понимаете, это большая честь для дома Габсбургов-Лотарингских, ибо австро-французского брака не было уже тридцать девять лет.
— Да, и это хорошо, — отвечаю я. Но никто не улыбается. Отец ерзает, а когда я нахожу глазами графа Нейпперга, то вижу, что и он мрачнее тучи.
— Император любит быстро принимать решения, выше высочество. Три дня назад он послал своего пасынка Евгения Богарне в наше посольство в Париже, чтобы просить вашей руки. Нашему послу было сказано, что согласие надлежит дать немедленно, иначе император будет крайне недоволен.
У меня обрывается сердце.
— Так что вы хотите сказать?
Прежде чем ответить, Меттерних бросает взгляд на моего отца.
— Что предложение было принято, ваше высочество.
У меня все плывет перед глазами. Голубые китайские настенные панно из рисовой бумаги приобретают молочно-белый оттенок. Зиги тычется мне в руку, и прикосновение его холодного носа приводит меня в чувство.
— Мария… — начинает отец, и в его голосе слышится нестерпимая душевная боль. — Решение все равно остается за тобой.
— Но вы должны понимать, — торопится встрять Меттерних, — что это решение имеет долгосрочные последствия.
Он имеет в виду, если я откажусь, восемь веков правления Габсбургов-Лотарингских будут перечеркнуты капризом восемнадцатилетней девчонки. Но отец все равно просит меня принять решение самостоятельно.
И за это я люблю его больше, чем когда-либо.
Я обвожу взглядом собравшихся в зале, затем — сидящих за столом членов Госсовета, чьи лица кажутся красными и золотыми в свете канделябров. Вот уж не ожидала, что вопрос моего замужества будет решаться в этом зале. Я думала, это произойдет в тиши кабинета моей покойной матери. Или на восточной террасе, где потолки расписаны фресками с изображением ангелов.
— Ваше высочество, нам требуется ваш ответ, — говорит Меттерних. Иными словами, завтра или свадьба — или война. Моя мачеха бледна, а на сидящем рядом Адаме Нейпперге и вовсе лица нет. Но я не могу позволить себе роскоши учитывать мнение этих двоих. Я сознаю свой долг перед отцом и перед королевством. Глаза у меня горят, и хотя внутри все переворачивается, я выдавливаю:
— Я согласна.
Меттерних подается вперед.
— Согласны на что, ваше высочество?
— Согласна… — я набираю воздуха, — стать женой императора Наполеона Бонапарта.
На мгновение воцаряется тишина, собравшиеся пытаются осмыслить произошедшее. Потом все разом начинают говорить. Адам Нейпперг, который был мне так дорог с момента его возвращения с войны против Наполеона, грохочет кулаком по столу.
— Я решительно против!
— Тут нечего протестовать, — обрывает Меттерних, и оба поднимаются. Но Меттерних не выдерживает сравнения с Адамом, являющим собой полную его противоположность во всех отношениях. Из своих тридцати четырех лет Адам большую их часть провел на войне, чем в мирной жизни. Он участвовал в блокаде Майнца, а при Делене от удара вражеского штыка лишился правого глаза. В том сражении его сочли убитым и бросили на поле боя. Но, несмотря на ранения, он поправился и теперь носит на глазу черную повязку.
Нет ни одной австриячки, которая не слышала бы о беспримерных подвигах Адама, так что, когда он наклоняется через стол, Меттерних подается назад.
— Ну, хватит, — говорит мой отец, но его никто не слышит, и ему приходится кричать: — Хватит! — Оба садятся, а я избегаю смотреть Адаму в глаза. — Все свободны. Ответ мы услышали, и никто не вправе его обсуждать. Граф Нейпперг и князь Меттерних, прошу вас остаться.
Остальные отодвигают кресла и направляются к выходу, когда же поднимается моя мачеха, отец останавливает ее, взяв за локоть.
— Тебе тоже надо задержаться. Ради Марии, — добавляет он.
Я смотрю, как пустеет зал, и когда остаемся только мы впятером, смысл происшедшего наконец доходит до меня. Мне не бывать регентшей моего брата Фердинанда. И неизвестно, на кого возложат эту обязанность, но меня рядом точно не будет. Мне вместо этого предстоит стать женой человека, лишившего наше королевство его богатства и истребившего свыше ста тысяч австрийских солдат, человека, чья страсть ко всему роскошному, грубому и неучтивому известна по всей Европе. Я смотрю на Зиги, и слезы из моих глаз падают на его шерсть.