— Судьба отвернулась от нас, несмотря на то, что мы были под защитой Матери-Земли.
Дагоберт понимающе кивнул, и оба отряда медленно двинулись к крепости. Младшие гонцы генахов были посланы через все долины Громовой к другим родам боссонцев.
Глава двенадцатая
Астамир стоял на земляном валу, окружавшем крепость, провожая взглядом гонцов. Теперь на нем был короткий боевой плащ, что вручили ему родители, когда он достиг возраста воина. Плащ скрепляла на плече брошь из священного нефрита, подарок Эльбены. Гонцы были уже далеко, их силуэты сливались с окружающей местностью, и Астамир внезапно понял, что вновь пытается найти взглядом послание Рыси, великой богини, которая, он знал, была где-то рядом… Он не должен был ошибиться — эта погибшая от рук аквилонцев рыжая девушка неспроста тогда здесь появилась…
Всадники скакали предупредить воинов, чтобы те готовились отразить нападение тех, кто атаковал долину лундаков. Вожди соберутся еще до темноты, и тогда совет решит, объявлять ли войну.
Тем временем приготовления в крепости шли споро и возбужденно. Астамир слышал смех и шутки мужчин и женщин, которые радовались тому, что наконец-то они смогут вновь взяться за мечи после долгого спокойного периода, заставившего их деятельные воинственные натуры томиться от скуки. Самому Астамиру этого не хотелось — ведь Рысь может прийти к нему. Боги, что за бред! Что заставило его думать, будто у нее есть время для него? Если бы он был нужен, неужели она не нашла бы возможности его позвать?..
Астамир резко повернулся и поспешил в крепость.
Молодежь, юноши и девушки, выбирали оружие и готовили лошадей для военного похода. Никогда, усмехнулся про себя Астамир, он не видел таких быстрых приготовлений к еще не решенной войне. Или война казалась всем абсолютно неизбежной потому, что это приключилось с лундаками?.. Их долины всегда были охвачены сражениями и распрями, даже в не подходящие для битвы времена весенней или осенней распутицы. Разумеется, проще решить все войной за более удобные и богатые территории вместо того, чтобы посвятить время благоустройству собственной земли…
Прозвучал рог, приглашавший на совет в Дом Предков. Астамир был доволен этим — значит, детали сражений обсудят все воины, а не только старейшины родов. Он не спеша пошел к большому залу в Доме Предков Дагоберта, по пути заглянув к себе. Эльбена сидела около огня и пряла. В маленьком горшке над огнем тушилось мясо, и женщина сняла его, чтобы помешать варево. Отсвет открытой двери упал на Эльбену, и она, мимолетно улыбнувшись мужу, вернулась к своему занятию. Астамир, ничего не сказав, притворил дверь и поспешил в Зал Щитов.
На скамьях, расставленных кругом, уже сидело много воинов. В центре, на полу, лежало оружие лундаков и генахов, и Астамир положил туда меч, направив острие к своему креслу, тогда как рукоятка касалась оружия пришедших.
Когда собрались все воины, Дагоберт поднялся и коротко сказал о чести своего дома и силе его оружия.
— Не все прибыли на совет, потому что времени у нас мало,— поклонился он старейшинам.— Несколько родов и те, что остались от рода Лундака…— Голос его дрогнул, но он продолжал: — … Да, те что остались. Вот они…— Дагоберт протянул руки к сидящим представителям некогда сильного племени.— Мы послали гонцов ко всем, кроме фанграсов,— он усмехнулся,— но начнем пока без них. Дороги неблизкие, и неизвестно, когда все подойдут, даже харганы, хотя до них и ближе всего…
Потом поднялся Аайдис. Он был обнажен по пояс, и на его груди и животе выделялись темные шрамы — как старые, так и свежие, еще сочащиеся кровью. Одну руку воина лундаков поддерживала полотняная перевязь. Аайдис заговорил:
— Смерть за Честь принял Омон, сын Райдерага, которого все знают под именем Белый Зуб Лундаков. Его смерть была благосклонно принята Матерью-Землей. Наши люди отбили множество атак, и их клинки обагрены кровью. Наших женщин пленили, и многих из них мы нашли мертвыми в пустынных землях. Наши дети были разрублены клинками врагов, которые превосходили нас не числом или отвагой, но своим огненным мечом — ужасным смертоносным оружием, блестящим, как солнце, разящим, как удар молнии. Мы, стоящие перед вами,— это все, кто выжил из нашего племени, хотя мы продолжали сражаться, даже когда осознали безнадежность сопротивления. Когда мы нашли наших женщин зарезанными, то взмолились Богу Сердца дать силу нам вынести все это…
В этот момент встал один из его соплеменников, и Лайдис, который не закончил свою речь, тем не менее опустился на скамью. Человек прикоснулся к своим глазам.
— Меч, которым сражался один из напавших, не был похож на клинки, какие мне приходилось видеть раньше. Он был блестящим и длинным, гораздо длиннее даже, чем мечи из Кофа. Он был желтым, как пламя, как солнце, и пылал, подобно огню. В середине клинка была выемка. Это все, что я запомнил.
Он сел, затем поднялся следующий — через повязку, пересекавшую его грудь, проступали кровавые пятна, ноги тоже были изранены, и ему приходилось опираться на тяжелый посох. Воин коснулся рукой своих ушей, потом нервно покрутил ус, глядя на неподвижно сидящих генахов:
— Меч их предводителя, сверкающий огнем, не издавал звука, подобного тому, которым должен звучать металл, его голос напоминал вой ветра в вершинах гор, холодного ветра, резкого и порывистого, он был подобен крику младенца, умирающего в снегу,— такой была страшная песня этого клинка. Он разил стремительно, и никакой глаз не успел бы заметить его взмаха.
Лайдис снова вскочил на ноги.
— Тот, кто владел этим мечом, был одет во все черное, как будто сама ночь набросила на него свой покров — не было заметно ни сверкания белков глаз или зубов на его лице, тень из тени. Он сидел на такой огромной белой лошади, что ни один человек не смог бы вскочить в ее седло. Этот человек пришел вместе с такими же, как он, воинами в черном, с красными и голубыми клинками, со щитами, украшенными алмазами и эмблемой в виде двойной шпоры. Аквилонцы! Их было не больше сотни, но благодаря мечу их предводителя они сумели победить нас и разрушить наш Дом Предков.
— Они разгромили ваш Дом Предков? — воскликнул Дагоберт, невероятно изумленный и потрясенный тем, что нашлись люди, способные надругаться над памятью мертвых.
Лайдис печально кивнул:
— Да, они сорвали щиты со стен, разметали их в щепки и пустили по ветру. Дух наших предков был уничтожен так же, как и жизни их потомков…
Во время речи Лайдиса Астамир вдруг почувствовал затылком холодное дуновение воздуха, подсказавшее ему, что дверь Зала Щитов открылась и тут же закрылась. Он обернулся назад, но ничего не увидел, кроме облачка дыма, проникшего снаружи и уже рассеивающегося в воздухе. Наверное, кто-то вышел из зала… Но он заметил, что старый Крей обеспокоенно глядит туда же, куда и он. Старик сидел рядом с Дагобертом и все это время безмолвствовал. Теперь он поднялся, бронзовые и каменные амулеты на его шее зазвенели от резкого движения. Это был старый и мудрый человек, переживший уже пять поколений более молодых соплеменников. Он тряхнул седыми волосами и оглядел зал. Когда Дагоберт стал подниматься, собираясь что-то сказать, Крей жестом повелел ему сесть.
— Здесь что-то есть,— сказал он старческим дребезжащим голосом,— какая-то сила принесла в зал дух умершего. Я явственно чувствую это.
Некоторые из генахов, испуганные, с побледневшими лицами, вскочили на ноги. Они схватились за оружие, но Дагоберт жестом остановил воинов, и они замерли, лишь настороженно поводя вокруг глазами.
Крей медленно повернулся, и Астамир, встревоженный не меньше остальных, увидел, как пряди его волос струятся, словно подхваченные неслышным дуновением ветра. Старик перекрестил свои руки, сложив пальцы в знаке мира.
Неожиданно металлическое оружие и щиты, украшавшие зал, задрожали, и все услышали, как они стучат о стены. Астамир обернулся: в соседнем помещении захрустел тростниковый пол, подминаемый невидимыми ступнями.
Крей воззвал, так же повернувшись на этот звук: