"Ничего-ничего, Иваныч. Держись! За одного битого в базарный день пару небитых дают. Правда, если этот битый живым остается. А вообще молодец ты, дядя Вася! Сам-то несмотря ни на что, в одиночку задачу выполнил. А сейчас взял и всю правду матку без капли сомнения рассказал. И по херу, что твоим нынешним подчиненным до слез обидно, что их вот так жёстко уделали. Да и с себя ответственность за провал ты тоже ни на кого перекладывать не стал. Я обязательно научусь так же, как ты разбор полетов делать. Четко, коротко и по делу. Что ж ты только с "Кирасиром" тем засмущался-то? Ну назвали его так летчики, так пусть уж и в докладах звучит название. Ничуть ведь не хуже чем "ишак" звучит. Да и по сути соответствует хорошо – тот бронированный и этот тоже. Жаль только, что сам ты, Василий Иванович скоро обратно в бригаду убываешь. Ну да ладно, хватит отвлекаться, об ошибках и альтернативной тактике еще летного Батю послушаем… ".
Очередной день закончился. Горелкин провел замеры скоростей и скороподъемности модернизированного ИП-1 с мотором М-62, данные получились интересные. "Кирасир" почти догнал старых "ишачков" по вертикальной маневренности, а по скорости уступал километров на пятнадцать. С такими данными можно было смело моделировать бои с "японцами". Павла как раз закончила теоретическое занятие с пилотами 69-й бригады, когда ее отловил командир полка.
— Павел, иди-ка сюда, разговор есть. Вы товарищи идите, он вас скоро догонит.
— Слушаю, товарищ полковник.
— Перестань. Я завтра уезжаю, может долго еще не увидимся, так что есть о чем потолковать. Между прочим это твои парашютные учения в двух округах начинаются. Так что скоро и наших условно сбитых и десантных диверсантов по всем дорогам ловить будут. Ну как, рад?
— Рад-то я рад. Только не до торжества мне. Надо другую работу делать.
— Хм. Ну ладно, скромник. Тогда пойдем вон на ящики присядем. День сегодня тяжелый был, а мы с тобой ни разу не железные.
— Так железо, Иваныч, тоже имеет пределы прочности. Тут все от кристаллической структуры и легирующих добавок зависит.
Летчики присели в тени ангара. День был жарким и оба то и дело смахивали пот со лба.
— А ты не шути, не шути, Паша. Сколько летных часов у тебя сегодня было?
— Да не помню я.
— В том-то и дело. Тебе бы нагрузку постепенно увеличивать, а ты ее на себя сразу наваливаешь. "Не помню". Ты думаешь тебя врачи допустили к полетам, так все теперь можно на голове ходить? Так, что ли?!
— Да нет. Просто времени у нас с ребятами совсем мало осталось. Две недели, ну может чуть больше. Пойми Иваныч, я сегодня себя пожалею, а завтра недоученный мной пилот под японскую очередь влезет. Вот вернемся оттуда тогда и отдохнем, ну или уже на том свете…
— А ну не каркай! Я тебя, дурня, похвалить хотел, что мол хорошо своих погранцов учишь, а ты тут, понимаешь, всякую хрень несешь. Вот скажи мне Паша почему с самой нашей встречи у "Театрального" ты теперь ни дня спокойно не живешь? Каждый день в суете у тебя проходит. А? Почему это?
— Даже не знаю, Иваныч. Наверное, потому, что жизнь у нас с тобой одна, и прожить ее надо так, чтобы… Да ты и сам все знаешь командир. Я же только время экономить пытаюсь. Кто его знает, что там завтра случится. А ну как не успею я?
— Куда это ты не успеешь, Паша?
— Хм. Куда? Да боюсь, что не успею я ребятам главное сказать, чтоб когда "месс…
— Чего запнулся-то? Ты давай, договаривай. Чего там "мессеры" делать будут.
"Мда-а-а. Прокол, товарищ шпионка. А Иваныч видать у Ильича школу молодого коммунистического колдуна прошел. Враз за мой косяк уцепился. Ну и пусть! Хрен с ней с секретностью. А если бы я просто на пальцах сама себе доказала, что нам с Гитлером биться придется, тогда что? И тогда бы я также уверенно могла ему сказать, то же что я сейчас скажу".