– Что же она, мама-то твоя, так вот прямо и уперлась? – спросила первая.
– Это я уперлась.
– А может, это... может как-нибудь того? Может, этот крестик маме отдашь, а другой зашьешь в воротничок потихоньку, а? А то как же без мамки-то?
– Нет, лучше без мамы, чем без этого креста.
Что-то такое, видно, сквозануло в Зоином взгляде, что обе бабуськи даже приотшатнулись слегка.
– Ну, ты это... – растеряно и сердито произнесла вторая. – Ты уж тоже! Уж больно горяча!.. Мать-то почитать надо. У меня внучок носит зашитый крестик и – ничего. Зачем так мать нервировать, до такой злобы доводить?! И батюшка наш тебе то же самое скажет.
"Батюшка не может так сказать", – буркнула про себя Зоя, а вслух спросила :
– А "служба" это – литургия?
– Да, – ответили обе старушки разом.
– А... а я уже опоздала?
– Да нет, идет еще, "Отче наш..." только пропели, свеча стоит, скоро причащать будут.
– А вы уходите?
Старушки замялись, а одна сказала:
– Да дела срочные.
– А разве можно уходить с литургии?
– Да ты еще!.. – рассердилась вторая. – Сама чего по улице шастаешь, чего не в школе?
– Мы уже не учимся – каникулы.
– Ну так ты, это... Иди с матерью помирись.
– Я с ней не ссорилась.
Первая старушка дернула вторую за рукав:
– Пойдем, пойдем. Опоздаем ведь. Ну ее. А ты глянь, как смотрит! Может, ненормальная?
– А куда опаздываете?
Можно было вполне не отвечать. Что это, собственно, за допрос со стороны малолетки! Но вторая почему-то ответила и даже как бы извиняющимся голосом:
– Да, понимаешь, тут в собесе старикам выдают кое-что к Новому году. Очередь надо занять, а то уж закроют скоро.
– Так ведь же нет еще никакого Нового года, – очень теперь удивилась Зоя. Ну ладно: мама, Юлия Петровна – они ж не знают ничего, но кто в храм ходит – должны знать.
– Это как это нету Нового года? – в свою очередь удивились старушки. – А чего же есть?
– Для нас – строгий пост, для остальных – всемирная языческая пьянка. Так мне бабушка говорила и батюшка Севастьян.
– Ну уж! – воскликнула вторая, не зная, что говорить дальше.
– Да пойдем же, говорю, – окончательно рассердилась первая. – Ну ее.
И они пошли, часто оборачиваясь. А Зоя, не оборачиваясь, пошла в храм.
"Да, да, причаститься надо обязательно, – говорил при расставании отец Севастьян. – У меня-то нет при себе Святых Даров... А от Чаши, Заинька, отходят тоже святыми, как при крещении. Какой дар нам дан великий на литургии, дар о-чи-ще-ния, – батюшка при этом поднял вверх указательный палец, – но... мы очень быстро пачкаемся опять". Зоя в который уже раз отметила про себя замечательность и таинственность звучания новых для нее слов – "дар очищения"! Все бы время слушать эти слова.
Она вошла в храм и перед ней предстал Иконостас. Даже не представляла она, что подобное вообще существует. Как же можно жить без этого, если однажды это просто увидел?! А если кто не видел? А если кто не хочет видеть?.. Поползла по правой щеке капелька-слезинка, легким чудным звоном отозвалось в ушах ее падение со щеки, сами собой зашептали губы: "Пресвятая Богородица, мученики Севастьян и Зоя, царица мученица Александра, помогите мамочке и Юлии Петровне" И тут она увидела священника в блистающих одеждах и Чашу в его руках и услышала из его уст зов-призыв, который сразу захотелось назвать вечным:
– Со страхом Божиим и верою приступите...
Руки Зои сами собой скрестились на груди и она медленно двинулась к Чаше. И опять вспомнилась мама. Вот бы и ее сейчас сюда! "Царица Александра, и ты помогай!.." У бабушки она впервые увидала ее портрет, услышала про ее жизнь и про то, как ее убивали с ее мужем-Царем, дочерьми и наследником. "А мама твоя родилась в один день с их расстрелом, 17 июля. Давно уж молюсь я Царице-мученице о маме твоей, заблудшей Александре".
– Так почему же, бабушка, – воскликнула тогда Зоя, – все вы молитесь, святые вон... а все никак?!
– Ишь! – возвысила голос бабушка. – Смотри-ка! Полчаса как крест одела, а уже роптать?! Вопросы задавать! Я те дам, "почему"! На все воля Божья и свое время. Может, тебя дожидались, вот почему!
"Тебя дожидались", – очень отчетливо сейчас слышались эти слова.
"Ой, да я же еще маленькая..."
Зоя была уже у Чаши. И тут она увидела белую голубицу. Ту самую, что слетала с губ Юлии мученицы. Глаза Зоины расширились, рот открылся...
– Девочка, девочка, – услышала Зоя голос священника.
Зоя перевела на него глаза:
– А?
– Тебе семь лет есть?
Зоя кивнула.
– А ты исповедовалась?
– Я вчера крестилась. Я – Зоя.