Сообщение о произошедшем просто ошеломило Эдмунда. Как и известие о самоубийстве приятеля. Он потрясенно выслушал рассказ Габриэля и молча удалился в свой кабинет.
Джонатан уже давно спал, но Кесси поняла, что только вид сына сможет дать ей успокоение. И решительно направилась в детскую. Подходя, она услышала тихий рокот мужских голосов и замерла у приоткрытой двери. В спальне горела свеча.
— Он удивительно похож на тебя!
Говорил Эдмунд. Слегка повернув голову, Кесси увидела в висящем напротив зеркале отражение двух склонившихся над колыбелью фигур.
— Молю Бога, чтобы он не перенял моего темперамента.
— И моего тоже.
Мужчины неловко улыбнулись друг другу. Кесси решила остаться, чтобы послушать, что будет дальше.
— Если ему повезет, он вырастет похожим на свою мать. Кесси заморгала. Габриэль промолчал, и она поняла, что замечание отца поразило его не меньше, чем ее.
— Знаешь, — продолжил Эдмунд, — поначалу я решил, что ей никогда не стать частью нашей жизни, ведь она — янки, к тому же без роду, без племени. Но со временем я начал чувствовать по отношению к ней то, чего никак не ожидал.
— И что же это? — с расстановкой спросил Габриэль.
— Гордость! Странно, правда? Но ведь она должна была испытывать просто животный ужас перед всем, что ее тут ожидало! Но она всегда перебарывала себя. У этой малышки запаса мужества хватит на роту солдат. А вот чего она никогда не боялась, так это признаваться в своих ошибках! И еще она на зависть смела во всем, что касается чувств… И заставила меня посмотреть на себя со стороны… Вот так я и понял, кто я есть на самом деле…
Кесси вжалась в стенку. И зажала рот кулаком, чтобы, не дай Бог, не расплакаться от облегчения. Подумать только, она заслужила признание и одобрение Эдмунда!
— Ты помнишь ночь, когда привез ее сюда? Я крикнул тогда, что новое платье не сделает из нее леди, тут никакая волшебная палочка не поможет! — Эдмунд рассмеялся. — Так вот, сынок, она уже тогда была леди, с головы до пят! И знаешь что? Мне кажется, что она своим мужеством образумила и нас, потому что с тех самых пор нам частенько приходилось испытывать стыд за свои поступки и необдуманные слова…
Эдмунд помолчал.
— Ты был прав насчет своей матери, Габриэль. Я не любил ее так, как положено любить жену… но я смог бы полюбить ее, если бы приложил малейшее усилие… Но я и не догадывался, что она может решиться на такой отчаянный шаг — на самоубийство… Жаль, что ты не рассказал мне об этом сразу. Хотя я понимаю, почему ты так поступил.
Кесси вздрогнула. Значит, Каролина наложила на себя руки! Она всегда подозревала это.
— Не стоит ворошить прошлое…
— Стоит, Габриэль! Ты и представить себе не можешь, какой стыд я пережил, вспоминая, как относился к ней… и к тебе, собственному сыну! Я считал, что все твои выходки и вечный вызов мне — из-за твоего дурного характера… Теперь-то я понял: если ты и жесток, то только потому, что таким тебя сделал я, твой отец. И если упрям, то потому, что повторяешь меня даже в этом… А еще я понял, что не ты отвернулся от меня, а я оттолкнул тебя своей черствостью, эгоизмом и высокомерием. Нежеланием понять.
Он снова помолчал.
— Если бы можно было изменить прошлое… Я бы хотел вернуть себе сына. Я, конечно, совершил множество непоправимых ошибок. Непростительных. — К ужасу Кесси, голос Эдмунда предательски задрожал. — Я желаю тебе, Габриэль, и своему внуку того, чего у тебя никогда не было, — настоящего семейного счастья, союза доверия и любви. Мне кажется, у тебя, Кесси и Джонатана есть все шансы стать счастливыми.
Кесси. Кажется, такая мелочь, ерунда, а Кесси чуть не разрыдалась от счастья. Тут она увидела в зеркале, что Габриэль достал сына из колыбельки, приложил его к груди и ласково погладил по спинке.
— Я совершенно не узнаю тебя, — тихо сказал он отцу.
— Ты и сам здорово изменился! — улыбнулся в ответ Эдмунд.
Воцарилось молчание. Кесси зажмурилась, но когда она снова открыла глаза, то увидела нечто совершенно неожиданное.
Габриэль осторожно передал сына на руки отцу:
— Пожалуй, пора тебе поближе познакомиться с внуком.
Из глаз Кесси брызнули слезы. Она медленно удалилась к себе. В спальне она вытерла слезы и облегченно вздохнула. Надо же, а она считала, что этот день станет одним из худших… нет, последним!.. Хм, возможно, и ее отношения с Габриэлем еще могут измениться к лучшему… Только он вряд ли придет к ней сегодня… А ведь между ними осталось столько недосказанного, нерешенного…
Раздались шаги. Через дверь между их спальнями в комнату решительно входил Габриэль. Сердце ее остановилось. Никогда еще он не был таким красивым, как сейчас, на фоне мерцающих свечей, подчеркивающих его мужественные черты… И никогда еще она не любила его так сильно!
— Я должна попросить у тебя прощения, Габриэль. Я… не должна была поддаваться панике и… сомневаться в тебе. Просто какое-то затмение нашло… Никогда себе этого не прощу!.. Я знаю, что не заслуживаю еще одного шанса, но… я… просто должна знать… Ты действительно хочешь, чтобы я уехала отсюда?
Внутри ее все сжалось в тугой узел в ожидании приговора. Он же заговорил так тихо, что она едва расслышала:
— Разумная женщина не стала бы и спрашивать, а бежала бы без оглядки… И можешь не волноваться: я не отберу у тебя Джонатана… Надеюсь, мне будет позволено видеться с ним? Я обеспечу вас так, что вы никогда и ни в чем не будете нуждаться
Ни в чем, кроме тебя. Это было все равно что пырнуть ее ножом в сердце! В горле мгновенно набух болезненный ком. Откуда у нее взялась смелость продолжить беседу, она и сама не знала.
— Это не то, о чем я спросила. — Она ненавидела себя за навернувшиеся слезы. — Ты хочешь, чтобы я оставила Фарли, Габриэль?
Она стояла перед ним с подрагивающими плечами, по щекам у нее текли слезы. Габриэль не отрывал глаз от ее бледного, прекрасного лица. И до боли понимал, что недостоин ее.
Сколько раз он умудрялся оскорблять ее, ранил ее так, что и не выскажешь словами… Этих невидимых ран на ее сердце не сосчитать…
Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее слез.
— Нет, — прошептал он. — Хотя и должен бы. Это в твоих же интересах.
— Но если ты вовсе не хочешь этого, то зачем мне уезжать? Умоляю, Габриэль, скажи мне, что ты чувствуешь! Не говори мне того, что считаешь разумным, лучше выскажи все, что у тебя на сердце.
Она робко шагнула к нему.
Он открыл глаза. Волна чувств, отразившихся в его глазах, была столь высока, что слова казались лишними.
— В моем сердце ты, Кесси…
Несмотря на спокойствие тона, слова его дышали страстью… Радость наполнила ее грудь, окрылила, сделала почти невесомой и зажгла лучики в ее топазовых глазах. Кесси положила ладони на его грудь и выдохнула:
— О, Габриэль…
Он взъерошил ее волосы и отвел голову назад, чтобы пристально вглядеться в лицо.
— Я люблю тебя. Ты — моя леди, моя жена, моя жизнь… И все это отражалось в его глазах, голосе, прикосновениях его рук. Она едва не задохнулась от счастья.
— Я тоже люблю тебя, Габриэль! И так хотела услышать это от тебя… Так долго… Пожалуйста, повтори еще раз.
Она смеялась и плакала: ведь все наконец складывалось так, как она мечтала.
— Я люблю тебя, — прошептал он ей.
— Еще! — Она забыла про стыд и упивалась своим счастьем.
Он крепко стиснул ее.
— Я так тебя люблю! Боже; разве такое выразишь словами! — шептал он, а затем целовал и целовал ее…
Много позже, когда луна осветила ночное небо, Кесси припомнила, что сказал Габриэль несколько дней назад: приходит время, когда нужно забыть все плохое и начать все сначала.
Кесси улыбнулась.
Такое время настало.