– Вот и славно. – Чарльз, хлопнув в ладоши, резко встал.
Когда король Жан узнал, на что согласился главный советник, его гневу не было предела.
– Они так же рискуют, отдавая вам Шарлотту. – Лорд Ларден стоял на своем, и Жан в конце концов был вынужден признать его правоту. Гнев утих, на его место пришло упрямство.
– Я даю разрешение на помолвку дочери с этим Эриком, но она останется дома не просто несколько лет, а пока ей не исполнится девять. – В этом король был непреклонен.
Ко всеобщему удивлению, Чарльз согласился с условием, но потребовал непременно показать девочку. И настоял на том, чтобы помолвка Джоан и Эрика состоялась в Элроге одновременно с помолвкой Луи и Шарлотты.
Торжество назначили через год.
Когда пришло время собираться в путь, Жана снова хватил удар. Выдвигаться нужно было в ближайшее время, потому как установленный Чарльзом срок истекал. Еще не оправившись, король не мог сопровождать детей, и поэтому королеве Маргарите пришлось одной представлять Медеус на заключении союза. Она отправилась в Элрог с детьми под охраной надежных воинов. Священник Питер был в числе сопровождающих.
Помолвка состоялась.
Луи сумел произвести впечатление на Шарлотту, а малышка Джоан покорила весь Элрог. Вот только самовлюбленный Эрик не мог представить эту задорную девочку в качестве своей будущей жены – он совершенно не понимал, что с ней делать. Помолвка ничего не изменила в жизни наследного принца, и он по-прежнему ни в чем себе не отказывал.
Король Чарльз старался тщательно скрывать пороки своего сына от королевы Маргариты. И в день помолвки даже заставил Эрика подарить принцессе бирюзовое платье, расшитое элрогскими драгоценными камнями. Выше всего ценился лакрин – синий камень с прозрачными вкраплениями. Он считался особенным, потому что только у Фонтегорнов были такого же оттенка глаза.
С того дня никто не мог заставить Джоан снять платье. Даже спать ложилась в нем, не позволяя переодеть себя в ночную рубашку. Служанкам приходилось снимать наряд со спящего ребенка.
Исполнив миссию, Маргарита с собственными детьми и Шарлоттой отправилась в обратный путь. Никто и предположить не мог, что отказ Жана оставить Джоан в доме будущего мужа приведет к столь ужасной трагедии.
Король винил в этом кого угодно, но только не себя. Поэтому, выходя из тронного зала, не почувствовал на себе взгляда пары горящих глаз.
Свидетелем того разговора стал Луи – кареглазый мальчик одиннадцати лет с темно-каштановыми волосами. Ростом он уже догонял могучего, но не высокого отца. Он с раннего детства обучался бою на мечах, стрельбе из лука и верховой езде. Истинный наследник престола с храбрым сердцем и доброй душой с ужасом слушал короля, держа за руку будущую жену. Конечно, ему тяжело было смириться с утратой сестры, но даже в столь юном возрасте он хорошо понимал: если война продолжится, народ рано или поздно взбунтуется против власти, которая может обречь их всех на новые страдания.
– Прости отцу его слова про проклятый Элрог. Я уверен, его изводит горе, к тому же болезнь сказывается. Он всегда был добрым. Мы помолвлены, и ничто не помешает нам быть вместе. Единственный ключ к миру – наша будущая свадьба. Я обещаю быть верным мужем. Мой город станет твоим новым домом, а ты будешь моей главной опорой. Война больше не вернется на наши земли! – сказал он наивно, но уверенно.
Девятилетняя Шарлотта была смышленой девочкой и поняла, о чем говорил Луи. Она уже смотрела на него как настоящая королева, хотя ее щеки налились румянцем от его слов. Светлые локоны ниспадали до лопаток. Слегка задранный маленький носик и пухлые алые губы делали ее очаровательной, а фонтегорновские глаза цвета лакрина могли свести с ума кого угодно.
– Я понимаю твоего отца, Лу. Поверь, со временем он будет винить только себя, потому что не позволил Джоан остаться в Элроге. Болезнь не позволила ему отправиться туда, не дала защитить маленькую дочь. – Шарлотта серьезно задумалась. – Надеюсь, наш брак принесет мир в королевствах, а наследники будут править и поддерживать этот мир.
Никто не слышал разговора шепчущихся между собой детей.
Луи с нежностью посмотрел на Шарлотту, но в его глазах таилась та же печаль, что и у всех, кто знал о трагедии. Он не давал воли эмоциям – его учили этому с малых лет. В душе он не мог поверить, что его сестру постигла такая участь, но сомнений не оставалось: она никогда не вернется домой.