Страж окончательно решил поставить клеймо своей пленнице. Слишком опасным становится его влечение к ней, слишком неконтролируемым, и он рискует сорваться с острия. Правильно сказал Шед — зачем она ему? Зачем он везёт асса́ру в крепость? Наверное, он хочет, чтобы она мучилась, он хочет отомстить за смерть брата, чтобы она кричала под ним и стенала, когда он станет насиловать её, чтобы она испытывала боль. Маар пришёл к ней именно с той целью — подчинить и взять, а в итоге сам пошёл на поводу своего желания. И это страшно злило, внутри рвало всё на части. Маар вспомнил вкус её крови на пальце, солёно-сладкий, пьянящий, наверное, это было ошибкой — испробовать вкус её крови, в этом его ошибка. Но ум будто отключился, когда он увидел капельки крови, чистой, как сок клюквы. Пораненный маленький пальчик этой суки.
Маар сцепил зубы, опустил голову, вглядываясь в черноту леса. Конь под ним беспокойно перебирал копытами, тревожно вскидывал гриву — животное чувствовало угрозу от своего хозяина.
Внутри мужчины билась одна мысль: вернуться и прикончить! Ему попалась бесстрашная асса́ру, она даже не пытается убежать, зная, насколько он опасен. Маар думал об этом сегодня, наблюдая за ней. С этой асса́ру было явно что-то не то. Страж вспомнил, как нашёл её в Сожи, раненную и отравленную ядом. Может, она наложила на себя забвение, потому и не понимает ничего? Страж знал, что эти исчадия Бездны способна на многое, они умеют заковать свою душу в лёд, усыплять, морочить. Что-то не так было с этой маленькой девчонкой. Ведь ни одна асса́ру не решится посмотреть на себя в зеркало, а эта, видно, решила убить себя? Только зачем, почему именно так? Та служанка, что дала ей зеркало, хотела ей зла, позавидовав красоте асса́ру — она желала ей смерти, дав это проклятый осколок. Маар стиснул челюсти. Нужно было позволить ей умереть, это бы избавило его от муки. Но вместо этого он убил служанку, не раздумывая, мгновенно.
Глупая, отважная асса́ру…
Маар хмыкнул, тряхнув влажными волосами, что налипли на скулы и шею, поддел пятками скакуна, пуская его в ночной лес. Демону нужна темнота.
Маар вернулся под утро, сменил одежду и присоединился к своим воинам, велев служанке, чтобы та сказала Истане спускаться. За ночь Маару удалось избавиться от горячивших тело мыслей о девушке, он даже встретил её равнодушным взглядом, когда она спустилась во двор. На этот раз он держался от неё далеко и не смотрел в её сторону, хотя её растерянность и, что неожиданно, стыд подлили масла в огонь. После того, как она попробовала на вкус его член, Истана испытывала стыд. Не ненависть и злость, а простую застенчивость. Это его позабавило. А может, она лжёт? Хитрая дрянь хочет усыпить его бдительность? Но что скверно, Маару вновь захотелось ощутить её губы на своей плоти. Он хотел кончить не на руку асса́ру, а на её нежный влажный язык, ему хотелось, чтобы она глотала его семя и испытывала такой же стыд и наслаждение, пусть даже она бы соврала ему…
В этот день Маар не следил за мной, по крайней мере, не так пристально. Я ещё вздрагивала от воспоминаний о том, что произошло вчера. Я никогда не делала этого, и то, что смогла, выворачивало меня наизнанку. С исга́ром шутки плохи, в нём и в самом деле было что-то демоническое, я убедилась в этом окончательно, когда он испытал на мне свои силы. Только непонятно, почему он меня так ненавидит, что я сделала?
Местность, через которую мы двигались, изредка вставая на привал, не менялась. Снежные скалы, буро-коричневое кружево леса, оплетающего их, просто будоражило моё воображение. Мы останавливались в низинах гор, у озер с кристально чистой водой. Они были неглубокими, часто виднелось каменистое дно. Некоторые были покрыты льдом, иных лёд не коснулся, возле таких озёр воины и делали привал. Из мужчин ни один ко мне не приближался — быть может, приказ стража, а может, они так же, как и исга́р, ненавидели меня. Порой я даже не могла отличить в их взглядах ненависть от похоти, хотя, наверное, они вмещали в себе и то, и другое. И только Донат как-то подбадривал меня, старался находиться рядом, но, когда я случайно напарывалась на взгляд Маара, я кожей чувствовала, что мне не сойдёт это с рук, поэтому Доната я тоже сторонилась.