Выбрать главу

— Никогда так не говори… Никогда… — глухо и с натугой шептал он, совершая размашистые удары тазом, вдавливая в облако постели тело Истаны, такое красивое, такое совершенное, недоступное и запретное, нежное и хрупкое, маленькое, — …и я …никогда …не причиню тебе боли… Просто слушайся меня… Истана. Но сейчас уже поздно…

Губы её только искривились в презрении, но она молчала, снося его в себе. Маар протолкнул руки под её ягодицы, приподнимая, проникая ещё глубже. Истана продолжала смотреть на него, но по скулам уже текли слёзы. Она крепко держалась за постель, тянула ткань, вся напрягаясь и, наверное, мечтала умереть. Мужчина, не переставая двигаться, сорвался, его толкнуло изнутри к ней, он припал к её губам. Такие сладкие, такие нежные губы асса́ру, упоительные. Истана дёрнула подбородком, вырываясь, на лице её выразилось лишь омерзение. Маар впился в её губы вновь, с еще большим остервенением, то кусал их беспощадно, то ласкал, слизывая кровь её и свою, проталкивая в тёплый рот язык, одновременно врываясь в её тело ураганом. Такая горячая, такая пленительная Истана.

Он сошёл с ума, он рехнулся, он стал безумцем, взяв так опрометчиво асса́ру. Но он не мог остановиться, уже нет. Он толкался в неё всё быстрее, поднимаясь вверх, к пику блаженства, держа её в плену, целуя её всю: губы, шею, острые ключицы, слизывал с розовых тугих сосков её аромат, покусывая твёрдые горошины. Горячая волна блаженства то подкатывала, то отступала, движения его стали ещё резче, ещё безумнее. Истана выдыхала со стоном от его напора, ей хотелось, чтобы это всё скорее закончилось. И Маара подбросило в пространство, он резким толчком проник на всю длину, выплеснул семя в горячее влажное лоно, так туго сжимающее его пульсирующий член. Ощутил, как по мышцам разлилась магма истомы, отяжеляя и сотрясая его тело. От экстаза и блаженства Маар закрыл глаза, их заволокло чернотой, остановился, дыша рвано. Такой бешеной яркой разрядки он ещё не испытывал никогда и не с кем. Ещё никто и никогда не доводил его до такой грани. Но ни одна не испытывала к нему такого отвращения и ненависти, а он никогда не жаждал до вывернутой наизнанку души, до иссушающего, выпивающего до капли вожделения.

Истана дрожала в его руках, когда он горячо и бурно излился в неё. Но даже тогда гордая асса́ру смотрела ему прямо в глаза, без единого намёка на страх. В ней не осталось места для него, только ненависть, такая жгучая, что не будь он исга́ром, сгорел бы дотла.

Маар дышал тяжело, надрывно, он не покидал её тело, находясь в ней, он сдерживался, чтобы не простонать её имя ей в губы, захватить их, ворваться членом в лоно и раствориться в ней, упасть камнем на самое дно, разбившись на осколки. Он хрипел, захлёбываясь в бурлящем через края экстазе, дробящем его тело молотом, стирающем душу в прах.

Он должен убить её прямо сейчас. Эту лживую суку, которая связала его своими чарами, накинула путы. Должен был убить, едва посмотрел ей в глаза, там, на снежной вершине, когда нашёл её, умирающую от яда. Он не должен пускать её в душу, не должен смотреть ей в глаза. Маар закрыл ладонью её пронзительно голубые, дышащие стылым презрением очи. Истана не шевелилась. Убить, испепелить, сжечь — огонь рвался из него, но Маар держал его на поводу, не позволяя выйти. Слабая асса́ру не могла даже пошевелиться, она знала, что он собирался сделать, и не двигалась. Почему она не кричит, не вырывается? Тогда ему бы было легче её карать. Проклятая дрянь лежала, распластавшись под ним бабочкой, так отчаянно принимая свою участь, ненавидя его всей душой, всем естеством и даже больше. Жилы под кожей исга́ра вздулись от напряжения. Он не пощадит, она не заслуживает этого. Почему он не отдал её своим воинам? Они бы отымели её во все дырки, и эта сука быстро бы потеряла ценность для него. Маар сцепил зубы, зажимая ладонью её глаза, смотря на эти налившиеся кровью губы, с которых срывалось горячее рваное дыхание, на эту вздымающуюся в судорожном вдохе красивую грудь. Он убьёт эту дрянь.