Она содрогалась в его руках, как те похотливые суки, которых он жёстко драл, спуская в них свою похоть, неутолимую, жадную. Истана не понимала, что происходит с ней. Хотя в равной степени и он не понимал себя. Маар бурно излился в неё, опустошаясь до капли. Его била дикая судорога от собственного исхода под щедрым водопадом экстаза Истаны.
Асса́ру зажала зубами рвущийся наружу крик, гася в себе ураган чувств, противостоя самой себе, не желая выплёскивать их наружу, показывать. Глупая асса́ру обратила глубокое удовлетворение в ненависть, исторгая его на стража.
Маар держал её, не позволяя отстраниться, ощущая, как разливается от затылка к шее онемение, растекаясь по бёдрам жаром и холодом одновременно. Его член всё ещё вздрагивал в её лоне и никак не хотел покидать желанного упругого горячего местечка. Аромат, источаемый её цветком, смешивался с запахом его семени, проникал в него дурманным настоем, сводил с ума, бил по мозгам наотмашь, вышибая все мысли, накрывал топким маревом, и Ремарт не мог даже пошевелиться. Его качало от не отпускающей судороги. Никогда он не испытывал такого. Ни с кем.
Истана молчала — она обессилена, выжата до предела, едва стояла на согнутых в коленях ногах и колола своей ненавистью, но уже не разила громом, а билась редкими каплями холодного дождя о кожу Маара.
Он огладил её живот, провёл по бёдрам ладонями. Хотелось разодрать в клочья на ней платье, опрокинуть на постель и коснуться белой кожи с бледными родинками. То, что они у неё были, Маар заметил ещё тогда, когда она обмывалась, стоя перед ним полуобнажённой. Тогда она тоже испытала удовольствие, когда он трахнул её пальцем, но оно было лишь поверхностным по сравнению с тем, что случилось только что.
Очаг уже прогорал, и укрытие неумолимо остывало. Сквозняк холодил кожу, обдувая проступившую на ней испарину: на лбу и спине. А Маар, как бы ни пытался отрезветь, не мог оторваться от Истаны. Он посмотрел вниз и усмехнулся. Огладил пальцами розовые мокрые и разгорячённые складки лона Истаны, эту сочащуюся дырочку, растянутую до предела его толстым членом, ещё больше запьянел от этого вида. Качнулся вперёд, склонился, касаясь губами выпирающих позвонков шеи Истаны, слизывая солёно-сладкий пот. Она вздрогнула, всё ещё жаля исга́ра своими разрушительными эмоциями. Но теперь ему это безразлично. Теперь осколки её льда, пущенные в него, не могли продырявить Ремарта. Она испытала одновременно с ним оргазм, такой же оглушительно-бурный, как и он, пусть асса́ру этого ещё не понимает, но он знал. Её выплеск блаженства проник под кожу и жадно растворялся в крови, будто только этого он и ждал, разгоняя жар по его телу, наполняя адской силой, от которой распирало грудную клетку. Невыносимо сладкая, упоительная ассару. Его. Остро хотелось приникнуть к её дрожащим алым губам и собрать остатки растекающейся истомы. На какой-то миг он даже пожалел, что взял её именно так, если бы знал, что она будет биться под его толчками в экстазе, то…
Впрочем, поделом ей.
Маар встряхнулся, мгновенно ожесточаясь, выплывая из морока. Она не достойна. Эта холодная сука должна ползать перед ним на коленях за то, что он возится с ней.
Ремарт грубо смял её упругие ягодицы и выскользнул, небрежно отпихнув её от себя — заставил себя это сделать. Истана, тихо охнув, выпрямилась, сердито глянула на стража через плечо, торопясь одёрнуть подолы платьев дрожащими слабыми пальцами, дыша тяжело и шумно.
— Не забудь зализать свои раны, — окинул он девушку намеренно брезгливым взглядом и отступил к очагу, запахивая штаны.
Но Ремарт успел поймать, как потемнело лицо Истаны, как дрогнули крылья носа, втягивая в себя воздух, и как сжались губы, вытягиваясь в упрямую линию. Глаза блестели влажно.
Маар закинул сучьев в очаг и покинул асса́ру.
Напившись мёрзлой воды из кружки, Ремарт разжёг свой очаг, напрягая слух, но в шатре стояла тишина.
Глава 19
Он пихнул меня грубо от себя, выскальзывая, уколол напоследок своим презрением. Маар ушёл. И за что, Ильнар, мне такая кара — встретиться со своим лютым врагом, который только что поимел меня самым грязным образом?
Я ещё долго стояла в оцепенении, невидящим взором смотря перед собой, ещё слыша его разносившееся тяжёлое дыхание и запах горько-сладкий и между тем свежий как морозный воздух. Между ног было очень влажно и пульсировало, в глазах висел туман, хаотичные вялые мысли плавали в моей голове. Меня начало трясти. Я обхватила себя руками. Стоять было тяжело, всё тело стало ватным непослушным. Я качнулась и прошла к очагу на бесчувственных ногах, опустилась на мягкие шкуры, неотрывно смотрела на льющийся в воздух огонь. Жаль, что нет душа или хотя бы ручья, нет возможности помыться, отмыть, отскоблить от кожи его следы, они неумолимо впитывались в кожу, проникая в меня всё глубже. Лицо вспыхнуло от внезапного приступа волнения — он кончил в меня уже во второй раз, и это может привести к… Мне стало резко нечем дышать. Нужно было озаботиться о том раньше, когда была у Тхары. Волнение сменилась паникой, вынуждая бессильно метаться. Нет, нет и нет. Это не может произойти. Я не хочу! Нет!