— Посмотри на меня, асса́ру, — приказал, туго втягивая в себя воздух.
Истана выполнила его волю не сразу, но смиренно распахнула глаза. Маар разбился в дребезги об лёд её несгибаемости и твёрдости. И невозможно пробиться, окунуться до самого дна, чтобы узнать, что творится там, на глубине.
Маар, держа её затылок, провёл головкой члена по её манящим губам, упиваясь их нежностью и чистотой, купаясь в ослепительных вспышках стеснения асса́ру. Даже и не предполагал, что она так будет смущаться.
— Смотри на меня и открой рот шире.
Асса́ру медлила — испытывала его и дразнила невыносимо. Маар обхватил её голову обеими руками, толкаясь в распахнутый рот, мягкий и горячий. Губы Истаны растянулись вокруг плоти до предела, приняли его. Но Истана не желала подаваться вперёд, чтобы ласкать его дальше. Ремарт толкнулся немного глубже и отвёл бёдра назад, чтобы вновь толкнуться.
Истана попыталась отстраниться, но Маар удерживал, не покидая её рта, скользил в мягком захвате губ, распахнутом для него, плавно и размеренно, слыша, как судорожно она дышит, как ладошки с похолодевшими пальчиками напряжённо упираются в его бёдра, всё ещё порываясь высвободиться, занося кинжал своего презрения, метясь и не попадая. Маара кольнуло сомнение в правильности своих действий, но он тут же отмёл их. Чем эта холодная горделивая сучка отличается от остальных сук, которых он драл? Кем эта асса́ру возомнила себя, думая, что её щель имеет какую-то особую ценность? Так сопротивляется, будто он требует от неё что-то непотребное и грязное. Маара взяла злость, и это ещё больше его разгорячило.
— Где же твой язык, Истана, ведь он мог ответить мне куда красноречивей, — глухо простонал Маар, балансируя где-то на грани пропасти.
В ответ Истана свирепо задышала, пронзая его кинжалами презрения. Её горячее дыхание опаляло тонкую чувствительную кожу члена. Ремарт задвигался резче, вдалбливаясь в рот, но пока не на всю длину. Глаза асса́ру потемнели до грозовых туч, в глубине рождались золотые сухие всполохи и разили исга́ра копьями, прошибая насквозь. Ремарт двигался короткими твёрдыми толчками, завоёвывая асса́ру с каждым движением, заполняя полость её рта, продвигаясь всё глубже. В последний миг толкнулся неожиданно глубоко, до самого упора. Ошеломление асса́ру прокатилось по телу Маара ледяной волной. Ресницы Истаны увлажнились, но она смотрела на него неотрывно и испуганно. Синие волны будто расступились, оголяя дно её глаз, на котором сверкнули жемчужины искренности, открытости, нежности. Это сразило Маара. Но в следующий миг глаза асса́ру замутились проступившей влагой, скрывая манящее дно. Мужчина продолжил двигаться, пока Истана не стала принимать его глубже, судорожно вдавливая ногти в бёдра.
Ремарта то накрывала волна удовольствия, то отступала, когда он отстранял бёдра, доводя себя до помутнения, до болезненных спазмов внизу живота. Он прикрыл веки, испуская теперь сам короткие тяжёлые вдохи, не пытаясь даже скрыть от глаз асса́ру, что испытывает, а она продолжала смотреть на него, зло наблюдая, как он подбирается к вершине экстаза. Он испытывал запредельное удовольствие в равной пропорции отторжением, которое испытывала асса́ру, и это противоречие, противоположности схлёстывались, свиваясь в сокрушительный вихрь, грозя разорвать обоих в пыль до мельчайших крупиц. Но Маар сам сдерживался, чтобы ещё немного продлить это ядовитое блаженство, прожигающее его естество. До тех пор, пока горячая волна не разнеслась бешено по телу короткими и частыми импульсами, толкаясь по венам жаром, делая тело неимоверно тяжёлым. Он взорвался, обильно проливаясь вязким семенем в открытое горло Истаны, наполняя её горячий рот, судорожной истомой растекаясь по её языку.
Маар нависал над ней сломленным ураганом дубом, дышал тяжело и надрывно, не желая покидать рот асса́ру. Истана впилась ногтями в его запястья, вынуждая высвободить её, давила затуманенным взглядом, порываясь немедленно вытолкнуть из глотки всё содержимое.
— Расслабь связки, — велел Маар, твёрдо оглаживая горло Истаны пальцами, бессильно злясь. — Глотай, — стиснул крепче обессиленную девушку, безнадёжно бьющуюся в его руках, не давая никакого выбора.