— А вы разве не знаете? — откровенно удивилась моя помощница.
— Слышала, — неуверенно заговорила я, облизав пересохшие губы. — Просто хотела понять…
Боже, что я говорю. Я отчаянно подбирала в мыслях слова, не зная, как теперь выкрутиться.
Лаура тяжело вздохнула, стягивая шнуровку на моей спине.
— Асса́ру — дочери Богини Ильнар, и этим всё сказано, — как-то грустно ответила она.
Кто такая Ильнар, видимо, тут известно даже детям, потому я оставила попытку дойти до истины. И вообще решила держать язык за зубами. Что бы ни происходило, мне не нужно выдавать своё происхождение. Достаточно того, что этот вулкан ван Ремарт домогался меня, надо сказать, очень непривычным для меня способом. И мне это вовсе не понравилось. Такой грубости, такого откровенного пренебрежения я никогда не встречала. Но видимо, здесь другие правила, другие ценности и нравы, здесь с женщиной явно не считаются, и плевать, что она при этом испытывает. Или… это относится только ко мне — асса́ру, дочери богини Ильнар?
Я сунула ноги, перемотанные лоскутом ткани, в сапоги, ступни утонули в меху. Надо же, по размеру. Хотя это же сапоги прошлой хозяйки тела. И так стало сразу ногам жарко, будто в духовку их опустила. Женщина подала мне верхнюю одежду, нечто похожее на тёплый сюртук, только мех был внутрь, а не наружу. Сверху я надела накидку, застегнув что-то наподобие заклёпки, кованной из железа. Похоже, красота тут была не на главном месте. Волосы Лаура заплела мне в косу как-то нарочито медленно — любовалась ими. Их я спрятала под меховую шапку, так сказать, от греха подальше. Мои волосы при жизни всегда были русые, хотя наличие роскошной блондинистой шевелюры меня нисколько не удивило, будто с рождения привыкла. И вообще я чувствовала себя в другом теле так, словно оно мне было каким-то родным, будто я всё это знала когда-то и теперь вернулась после долгого путешествия. Странное ощущение пробуждалось внутри, и мне оно не нравилось категорически. Мне нужно попасть домой. Но что самое худшее — это привыкание с каждым вздохом, с каждым стуком сердца. Моя работа, квартира, которую подарил мне отец, когда сам уехал жить за границу… Всё это безнадёжно ускользает туманным воспоминанием сквозь мои пальцы. Может быть, потому что меня там никто не ждёт? Ну, кроме друзей и работы, на которую я, видимо, не выйду в понедельник. Всё это было очень сложно воспринять.
Одевание оказалось для меня настоящим испытанием, даже спину покрыла испарина. Я старалась не думать, куда повезёт меня Маар ван Ремарт, и что теперь со мной будет. Пока я жива, и это главное. Может быть, я найду какие-то нити в другом месте. Истана жила тут, пусть и в захолустье, но выбиралась же куда-то ранее.
Я уныло оглядела чуть закоптелые потолки и тяжело вздохнула. Хотелось надеяться, что она была не какая-нибудь дикая отшельница.
— Зеркало бы, — проговорила я вслух, хотя мне было страшно на себя смотреть, в лицо той, которую я никогда не знала. Или знала?
Лаура улыбнулась снисходительно, будто я глупость сказала.
— Такой драгоценности в наших краях не бывает, — ответила она.
Я ещё покрутилась в хижине, чувствуя, как накатывает тошнота от того, что нужно выходить. Выходить в неизвестность и быть в поле внимания ван Ремарта. Даже дрожь по плечам прокатилась, когда я вспомнила его тёмные, горящие углями глаза. Взгляд хищника — голодный и обжигающий.
Собравшись с волей, втянув в себя воздух, я-таки шагнула к двери.
Я вышла из хижины, и сразу колючий мороз вгрызся мне в незащищённые от холода участки лица и рук. Обомлела от увиденный красоты. Место, открывшееся моим глазам, нельзя было описать никакими словами. Я будто на самой вершине Эвереста: снежные гряды тянулись на горизонте закаменелыми морскими волнами, верхушки пик вспыхивали малиново-розовыми шапками. Невероятно пронзительное, глубокое и такое кристально чистое небо раскинулось надо мной, оно явно было другим, непохожим на то небо из моего города — оно было живое настолько, что по спине к пояснице побежали сотни мурашек. Целый неизведанный мир. Ночью я не заметила этой красоты, да и не до того было.
Я жадно вдохнула, и голова закружилась от воздуха, чистого, прошибающего до самого нутра, даже лёгкие раскрылись, неистово поглощая его. Воздух был тоже другим, совершенно. Всё вокруг было другим: диким, хищным, не тронутым. Девственная целина раскинулась от края до края.
Пришла немного в себя от потрясения, и мой взгляд зацепился за отряд мужчин. Внутри дрогнуло всё, когда моим глазам предстали все как на подбор воины в доспехах, сверкающих в утренних лучах, как ледяные тотемы, в драгоценных мехах и при оружии. Нет, это точно не может случиться со мной. Я невольно сглотнула, облизывая разом пересохшие губы, вспоминая своих коллег, этих тощих доходяг. Невольно горько усмехнулась, насколько те по сравнению с этими атлантами хлипки. Оскудел ныне род людской, ничего не скажешь. Этих же статных гор мышц, красоты и власти бери и хоть в эротик-фильме снимай. Но не стоит поддаваться внешней оболочке, что они из себя представляют, мне уже «посчастливилось» испытать.
Я не спешила к ним подходить, да и страшно, признаться, поэтому издали изучала пришельцев. Человек двадцать. Все вооружены, лошади паслись чуть в стороне, несколько довольно пузатых возов, видно с припасами, стояли вместе у построек. Я всё бегала взглядом, выискивая ван Ремарта. Если этот тиран имеет столь громкий титул да возглавляет целый отряд воинов, значит, имеет особое положение в окружении короля. Изучив некоторые детали, я поняла, что воины всё же имели некоторые отличия, красивые доспехи в готическом стиле имели всего двое, не считая Маара: Донат — воин, которого я уже видела, и ещё один мужчина значительно старше Доната. Тот статный блондин стоял у костра. А потом внутри меня всё замерло и покрылось инеем, когда мой взгляд наткнулся на него. Маар стоял спиной ко мне, чуть расставив ноги, с одной стороны казался расслабленным, но с другой каждый мускул шеи, плеч, спины и ног напряжён и туго напружинен — хищник, который никогда не спит, готовый в любой миг броситься в атаку. Он словно почуял мой взгляд, обернулся, а меня будто прострелило насквозь стрелами, дыхание исчезло из груди. Его недавние ласки вспыхнули на моём теле огнём, такие жгучие, причиняющие боль, невыносимые. По его взгляду я окончательно убедилась, что вовсе не вызываю в нём лестных чувств, что усугубляет моё положение в сто крат. Осознание того, что он бы мог с лёгкостью меня изнасиловать прямо в хижине — его мужское достоинство явно на это намекало — вызывало во мне подлинный страх. Но почему-то он не стал. Такой мужчина не будет поддаваться первому позыву, это я поняла отчётливо. Что же его сдерживает?