Барбара, а вслед за нею все ее гости разразились глумливым смехом.
Кларендон быстро прошел мимо, словно не замечая их.
Однако недруги Кларендона, и в первую очередь Бэкингем, не собирались довольствоваться отставкой старика. Они намерены были предъявить ему обвинения во множестве преступлений, и между прочим в том, что он тайно передавал иностранцам сведения, касающиеся важнейших государственных решений; а поскольку это уже было не что иное, как обвинение в государственной измене, то ясно было, что они жаждут крови бывшего канцлера.
Карл забеспокоился. Он вполне соглашался с тем, что Кларендон уже слишком стар для должности канцлера страны и что его поведение давно уже раздражает всех, кто с ним сталкивается, включая и самого короля, но он не хотел его смерти.
И хотя он был рад избавиться от навязчивых услуг Кларендона, но спокойно смотреть, как его друга ведут на плаху, он не мог.
Тогда он отправил к Кларендону посыльного и предупредил его, что если он сейчас же, немедленно, не покинет страну, то завтра может быть уже поздно: его будут судить за государственную измену.
Кларендон наконец понял всю серьезность положения.
В ту же ночь он выехал в Кале.
Барбара поздравляла себя с изгнанием Кларендона. Казалось, она опять начала обретать былую власть над королем — тем более что затянувшаяся история с Фрэнсис Стюарт закончилась как нельзя лучше. «Эта дурочка, — думала Барбара, — так уязвила самолюбие короля, что он ее век не простит».
Теперь Барбара смеялась над незадачливой госпожой Стюарт и поверженным Кларендоном со своим последним возлюбленным, Генрихом Джермином — известным повесой и, вероятно, самым низкорослым из всех английских придворных. Ей казалось забавным в одно и то же время иметь среди любовников маленького Джермина и короля, в котором было шесть футов росту. Словом, на данный момент Барбара была вполне довольна жизнью.
Что до Екатерины, то в сердце ее опять зародилась надежда. Она не верила в воскресшую любовь Карла к Барбаре, потому что прекрасно чувствовала неутешность его страданий по Фрэнсис. Часто они с Карлом вместе совершали верховые прогулки, и лондонцы, счастливо переложившие вину за исход войны на Кларендона, опять приветствовали короля и королеву радостными криками.
Везде, где только не появлялся Карл, подданные пели в его честь песенку из новой пьесы «Лови, покуда ловится, или Дуэт» — притом пели от чистого сердца:
За здравие Его величества
Пью я — фа-ля-ля!
Чтоб сгинули враги его,
Пью я — фа-ля-ля!
А если кто со мной не хочет пить,
Тому в лохмотьях век ходить
И для петли веревки не добыть —
Только фа-ля-ля!
Устав от бесчисленных потерь и неудач и желая поскорее обратить свой взор в будущее, Карл начал разрабатывать план перестройки Сити, который обсуждал иногда с Екатериной; Екатерина радовалась и сочувствовала ему всею душою.
Если бы только она могла родить ему сына! Да, будь у него законный наследник и жена, любящая его так беззаветно и нежно, они были бы счастливы. Господь свидетель, она желает этого более всего на свете, да и Карл, с его необыкновенною добротою, наверняка мечтает о том же.
Карл надеялся, что новый Совет его кабинета будет справляться со своими задачами лучше Кларендона. Совет этот почти сразу же получил название «Кабал», по первым буквам фамилий пяти его членов: Клиффорда, Арлингтона, Бэкингема, Ашли и Лодердейла. Сам король ежедневно встречался с Кристофером Реном; судя по всему, на месте новых узких улочек с деревянными домами должен был скоро возникнуть совсем новый Сити.
Хорошие вести долетали до Екатерины из ее родной Португалии: ее младший брат, дон Педро, наконец-то вытеснил Альфонсо с престола. С годами слабоумие Альфонсо становилось все заметнее, и теперь, когда он сделался почти совершенным дурачком, всем уже было ясно, что если он немедленно не откажется от престола и не вверит безопасность Португалии заботам Педро, то испанцы могут брать разобщенную страну хоть голыми руками.
«Да, что ни делается, все к лучшему», — заключила Екатерина.
Но вот однажды донна Мария спросила ее, не находит ли она, что король последнее время слишком уж зачастил в театр. Добрые люди шепнули Марии, что в театр его влекут не одни только пьесы. Барбара была вне себя.
— Не могу этому поверить! — кричала она. — Неужто он пал так низко?! Стоит какой-то девке стрельнуть со сцены глазами, как Его величество уж тает пред нею!.. Какой срам: король влюбился в комедиантку!