— Я поражен, Барбара, — объявил Роджер. — Не думал встретить в женщине столь неприкрытый цинизм!
— А чего ради мне перед тобою прикрываться?
— Ты бессовестно обманываешь меня с другими!
— Я?! Тебя? Разве я хоть раз тебя обманывала? Я всегда открыто принимала любовников... в твоем доме.
— И это говорит женщина, только что разрешившаяся от бремени! Боже, какой позор! Ведь весь Лондон нынче гадает, кто отец ребенка.
— Ничего, как только девочка получит все полагающиеся ей титулы, Лондон быстро успокоится.
— Барбара, твои речи просто чудовищны!
— Во всяком случае, они откровенны!
— Значит, выходя замуж, ты, и не думала отказываться от своих любовников?
— А кто бы тогда стал меня удовлетворять? Уж не вы ли, сэр?
— Стало быть, Честерфилд?..
— Да, Честерфилд! — зло выкрикнула Барбара.
— Почему же ты тогда не вышла за Честерфилда — он ведь как раз был свободен?
— Я не вышла за него потому, что не захотела! На что мне муж, который при малейшей обиде хватается за меч? — Она рассмеялась хорошо знакомым Роджеру язвительным смехом. — Нет уж! Мне нужен муж смирный, муж, который умеет в нужный момент отвернуться и у которого нет громких титулов... И никакой надежды их получить, разве что с моей помощью!
— Барбара, ты бесстыдница!..
— Зато не дура.
— К чему мне все твои «почести», если они получены столь недостойным способом?
— Почести есть почести, Как бы они ни были получены!.. Ах, Роджер Палмер, я по глазам вижу, о чем ты думаешь! Прикидываешь, как отнесется к тебе Его величество, если ты потихоньку удочеришь его дитя, да?
— Барбара! Ты злая и вульгарная женщина, и... я даже сомневаюсь, что мы с тобою можем долее находиться под одним кровом!
— Так хватит сомневаться — убирайся!.. Или убраться мне? Не волнуйся, уж я-то без крова не останусь!.. Эх, Роджер Палмер!.. Признайся наконец самому себе, что ты попросту ревнуешь меня к моим любовникам!.. А все почему? Потому что сам хочешь быть моим любовником. Первым любовником!.. — Она расхохоталась. — Единственным любовником!
— Я твой муж.
— Вот именно, муж!.. А от мужа мне, кроме почтительности, ничего не надо!..'Роджер, с потемневшим от злобы лицом, шагнул к кровати, но Барбара тут же кликнула служанок.
— Я устала, — заявила она, когда женщины прибежали на ее зов, — и желаю отдыхать. Поправьте мне подушки. А ты, Роджер, будь любезен меня оставить!
— Вам нельзя сейчас волноваться, мадам, — заметила одна из служанок.
Откинувшись на подушки, Барбара проследила, как Роджер тихонько подошел к колыбели и склонился над спящим младенцем. Она догадывалась, о чем он сейчас думал: что этот крошечный носик — его, палмеровский; и разрез глаз, конечно же, тоже палмеровский.
«Что ж, пусть думает, — внутренне усмехнулась она. — Вреда в этом нет».
Как только супруг ушел, она послала одну из служанок в Уайтхолл, с запиской к лорду Честерфилду.
Девушка нашла графа Честерфилда в отведенных ему апартаментах дворца. Рядом с графом находилась и графиня, так что момент для передачи приглашения к любовнице был явно не самый удачный. Но служанка, боявшаяся Барбару пуще огня, знала, что молодая хозяйка не потерпит непослушания — зато наверняка порадуется известию о том, что ее послание было передано возлюбленному в присутствии его законной супруги.
Честерфилд, пребывавший — со времени того памятного свидания в орешнике — под властью чар Барбары, до сих пор оставался ее любовником и, как и прежде, частенько наведывался в ее спальню. Одно время Барбара даже питала к нему какие-то искренние чувства, так что однажды, смирив собственную гордыню, написала ему в письме, что согласна следовать за ним хоть на край света и обещает, пока жива, слушаться его как своего господина. Это произошло уже после того, как она вышла за Роджера Палмера, но еще до возвращения короля и до той досадной дуэли, из-за которой Честерфилду пришлось покинуть страну. О браке с Честерфилдом речи быть уже не могло, однако он оставался пока что единственным мужчиной, отвечавшим ее незаурядным запросам, и уж, во всяком случае, Роджер не шел с ним ни в какое сравнение.
Сердечной привязанности Барбары хватило ненадолго: вскоре в Англию вернулся король, и Барбара уже гораздо реже пускала Честерфилда в свою постель. Правда, прослышав о том, что новая жена графа хороша собою, она опять готова была принимать его хоть каждый день.
«Барбара, конечно, женщина развратная, — говорил себе Честерфилд, — развратная и злая; но это не мешает ей оставаться бесподобной».