— Можно без. Матушка и сестра Алоиза не вернутся, должно быть, так быстро из города? — вопросительно поглядела она на меня.
— Нет, быстро не вернутся. Можете все смело поснимать рубашонки.
— Засучи рукава и выскреби им получше спины. Держи тряпку! — И она бросила в мою сторону выстиранный чулок. — Растопленное мыло — в горшочке под лавкой. Бери его поэкономнее, а то сестра Дорота дала мне только четвертинку.
Я опускала чулок в жидкое мыло и старательно терла им худые плечи, ноги, выпирающие лопатки и запавшие животы. Из-за тесноты и густого пара трудно было разобрать, кому именно принадлежат намыливаемые мною ноги. Мокрую малышку Рузя подхватывала в простыню и быстро, быстро вытирала, после чего усаживала на лавку и бралась за следующую. Девчушки вертелись в лохани, брызгали друг в друга водой, пищали и жаловались, что мыло щиплет им глаза, однако выходить из лохани ни за что не хотели.
Становилось душно. Под ногами хлюпала вода. Рузя ругала Сташку, которая не поверила в чистоту своего тела и вторично влезла в лохань.
Вдруг за дверями раздался Зоськин визг:
— Пришли пани для удочерения!
Я оставила Весю с намыленной головой и, пообещав Рузе прийти немного погодя, убежала из прачечной.
В коридоре Зоськи уже не было. Казя, ползая на четвереньках, латала половик.
— Где эти пани для удочерения?
Она показала рукою на переговорную.
— А Йоася?
— Одевается в спальне. Как нарядится, сойдет вниз.
— И давно уже эти пани ожидают в переговорной?
— Давно. Ну-ка, подвинься, а то мешаешь.
В этот момент в коридоре появились обе дамы. За ними следовала сестра Юзефа, таща за руку перепуганную Зулю.
— Беги, детка, в умывальню и хорошенько вымой руки, — властно распорядилась монахиня. — А в это время Казя принесет тебе плащик из раздевалки.
— И какие-нибудь туфельки на выход, — поспешно добавила брюнетка, бросая взгляд на развалившиеся сандалии Зули.
— Иди, Казя, принеси исправные башмаки.
— Нет исправных, проше сестру…
— Как это нет?
— Есть, кажется, но с небольшими дырочками…
Обе дамы рассмеялись.
— Это верно. Здесь ничего приличного нет, — заметила сестра Юзефа. — Может быть, найду что-нибудь в келье. — И быстро зашагала к железной лестнице, ведущей в келью.
Обе дамы молчаливо присматривались к нам. Неожиданно старшая подала голос:
— Доктор был прав. Либо рахит, либо анемия. Или и то, и другое. Вы получаете свежие овощи?
— Что такое, проше пани? — переспросила я, захваченная врасплох вопросом гостей.
— Дают ли вам сырую морковь, квашеную капусту, лук или хотя бы брюкву?
— Мы едим приготовленные овощи, если они есть, — пояснила я. — А сырую, порубленную брюкву получают у нас коровы.
— И вы не можете отобрать ее у коров?
— У коров? Так ведь нас сейчас больше тридцати. Если бы мы съели всю брюкву, то коровы подохли бы. — И, желая блеснуть знанием дела, я добавила: — От анемии!
Вошла Зуля. Вымытое с мылом лицо ее казалось прозрачным. Она остановилась у окна. Мы догадывались: она напрягает все свои силы, чтобы не разразиться плачем. Тем временем подошла сестра Юзефа с парой исправных сандалий и серым плащом в руках. Мы наблюдали, как она одевает молчаливую Зулю. Уже обутая, одетая в плащ и темный берет, она обратила на монахиню умоляющий взгляд.
— Быстрее, моя детка, а то пани спешат, — деловито сказала сестра Юзефа.
Зуля прижалась щекою к жесткой рясе и, не отпуская руку монахини, ждала — с опущенной головой и зажмуренными глазами.
Сестра Юзефа коснулась губами ее лба.
— С богом, дитя! — Она высвободила свою руку из цепкого объятия Зули и, направляясь к выходу, сказала ласково: — Если пани захотят повидаться с сестрой-воспитательницей, то прошу прийти их часов в семь.
Опустив голову, Зуля перешагнула через порог. За нею вышли обе дамы. Сестра Юзефа захлопнула дверь и направилась в мастерскую.
— Казя, как это случилось?
Прежде чем она успела ответить, на лестнице появилась Йоася. Тщательно причесанная, умытая и вся светящаяся от счастья, она сбежала вниз.
— Где они?
Обернувшись, я с притворным удивлением посмотрела на лицо Йоаси, которое выражало сильное нетерпение.
— Кто?
— Ну, эти пани, что пришли за мною.
— Пани… еще в переговорной.
Подпрыгивая, она помчалась по коридору.
— Казя, что теперь будет? — спросила я шепотом.
— А откуда я могу знать?
С конца коридора уже возвращалась Йоася, крича: