Я прекрасно вижу, как охватывает волнение всех сирот. Ибо, как гласит евангелие, все призваны, однако лишь немногие будут избраны. Сколь великодушно должно быть это общество, которое обеспечит сиротам такие прекрасные условия существования!
Девчата всматриваются в доктора, в лицо улыбающейся пани, которая занимается удочерениями, и молчат от избытка охвативших их чувств. Еще ни одна из них не сумела переварить в своей голове потрясающую новость.
Сестра Юзефа говорит благожелательно и ободряюще:
— Обращайтесь, девочки. Если господа так добры и хотят вас забрать…
Кто-то из девчат глубоко вздохнул, словно только что пробудившись ото сна. Это Владка. Да, она обратится первой. Все взгляды устремляются в ее сторону.
— Так, значит, а где будет эта работа? — сиплым голосом спрашивает Зоська.
— Одна жительница нашего города, — быстро ответила дама, — особа с удивительно добрым сердцем и мягким характером, будучи членом нашего общества и живо интересуясь судьбой бедных девушек, примет вас к себе. Далеко идти не придется. Мастерская, которую я имею в виду, находится на этой же самой улице. Почтенная вдова, владелица мастерской, сообщила нам о своей потребности в пяти рабочих единицах…
Никто не отвечал. Девчата, стоявшие в первой шеренге, молчаливо опустили головы. Вдруг из этой шеренги выходит Йоася и с плачем убегает. Молчание сирот становится все более неприятным для гостей. Внимательно приглядывающаяся к нам пани говорит спокойным голосом:
— Ну так что? Кто из паненок имеет желание?
Снова кто-то тяжело вздохнул. Зоська с шумом утерла нос. Нет, на службу к вдове не пойдет, конечно, ни одна из нас. Слишком хорошо понимаем мы, от чего исходит эта милая благотворительность вдовы. Лишить нашу мастерскую наиболее деловых и трудоспособных девчат, перетянуть их к себе — то есть одним выстрелом убить двух зайцев: проявить свое милосердие и обеспечить себе более высокие доходы — вот чего хотелось бы ей.
Но, кроме того, там, у нее, все было бы слишком зыбко. Все трещит и шатается, как подожженная хата. Есть уже среди нас такие, которые сбежали и вернулись. Владка потеряла работу, потому что потерял, в свою очередь, место ее работодатель. Муж Рузи оказался безработным. И сама Рузя тоже безработная, поскольку кончился летний сезон в пансионатах и потребность в посудомойках отпала. Янка побирается по поездам. Геля никогда не станет тем, кем хотела стать. Даже в отношении Зули мир оказался жесток. Здесь, в монастыре, нам скверно, однако мы уже сумели привыкнуть к нему. Здесь у каждой из нас есть свой матрац, свое место за столом, свое право на миску. Когда в подвалах есть картофель, капуста и достаточно дров для отопления, то мы еще не в худшем положении по сравнению с другими.
— Так что же? — спрашивает снова пани — уже более тревожным голосом. Но, заметив мой пристальный взгляд, оживляется и добавляет: — Слушаю тебя. Ты, кажется, хотела что-то сказать?
У меня перехватило дыхание. Я чувствую, что все повернули головы в мою сторону. Сестра Юзефа делает какой-то тревожный жест рукою. Будь покойна, дорогая сестричка! Я не воспользуюсь этим часом проявленного к нам милосердия, чтобы обвинить вас и потребовать для себя чего-то необычного.
Если бы сестра Алоиза присутствовала сейчас здесь, она расценила бы наше молчание как свою победу. Но она ошибалась. В эту минуту мы ненавидели свой приют как никогда. У нас было еще достаточно сил для того, чтобы давать отпор и бессердечной опеке монахинь, и коварной доброте дам из благотворительных обществ. Пока мы все вместе, мы сильны. В мире же, который выслал к нам своих представителей, каждая из нас в отдельности будет бессильна, она будет отдана на произвол изменчивой и жестокой судьбы и познает ее так, как познали ее во всей жестокости Янка и Геля.
— Весьма благодарны, — говорю я медленно, в задумчивости, — весьма благодарны. Однако, может быть, господа обратятся к сестрам-альбертинкам. Там есть сироты, которым живется еще хуже, чем нам. — И, минуту помолчав, добавляю: — Было бы даже очень хорошо, если бы господа захотели туда заглянуть…
Я вбежала в кухню напиться воды, исчерпав все свои силы, словно после тяжелой болезни. Повернувшись спиною к двери, новая матушка-настоятельница с большой тщательностью расставляла на подносе блюдца, чашки и тарелки с кушаньями, которые должны были придать сил для ведения собрания новому патрону «Евхаристичной Круцьяты».
