КТО ТЫ, СОФЬЯ, черт побери?!
Что ты от меня хочешь? Почему доверилась мне, доверилась в столь запретном, тайном? Почему не побоялась, что я не обворую тебя? Зачем распустила передо мной хвост? Зачем помаячила перед моим носом своей странной пушкой? И зачем тебе я? Только ли из-за любви или приязни ко мне? Зачем ты, при этаком богатстве, заставляешь меня обзавестись для нас сущей для тебя мелочью – какой-то машиной, какой-то там квартирой? Ведь один твой злосчастный паук стоит целой хрущевки и гаража с приличным парком автомобилей!
Эти вопросы выстроились в моей голове, как взвод солдат, ждущих приказа – то есть, ответа. И я попытался их систематизировать и ответить на них, начиная с тех, что казались мне попроще.
Начал с того, чтобы объяснить: почему Софья не побоялась обнажить передо мной свои сокровища?
Ну, конечно, если я что-то возьму себе, найти меня будет нетрудно, при ее-то связях. И искать будет не милиция, вернее не местная милиция, понаедут из Киева. Но, при необходимости, могут подключить и местный розыск, и всесоюзный. Развесят фото на каждом столбе. А фейс себе не сменишь – у нас тогда пластических операций не делали. И если найдут, то вряд ли доставят меня в СИЗО, скорее всего, грохнут «при попытке к бегству».
Но предположим невообразимое – я спрячусь, замаскируюсь. Отсижусь червем во мху где-нибудь на Тунгуске у эскимосов лет десять. Потом выползу на свет. Бородатый, постаревший, трясущийся от страха и уже душевнобольной. С загубленными лучшими годами жизни. Кому я смогу продать драгоценности, которым цены нет? В загранку мне уйти не дадут. А где мне найти в СССР немногих затаившихся Алексов и Корейко? Они и ЦРУ-то неизвестны. Да мне стоит только где-нибудь, кому-нибудь заикнуться о своем богатстве, как Миледи с косой тут же явится за мной, как званая гостья.
Ладно, с первым вопросом, вроде, понятно. Второй вопрос: зачем она мне учинила демонстрацию оружия, цацек и прочего?
Может, она вовсе и не предлагает мне стать киллером, а просто решила показать свои связи и то, что она независима НИ ОТ КОГО, тем более – от меня? Что у нее все есть. Нет только достойного мужика рядом. Выходит, во мне она видит кандидата?
И тут меня осенило. Я, кажется, понял, если не все, то главное!
Софья устраивает мне испытание: если добуду для нее за отведенный мне короткий срок машину и квартиру, значит, я хваткий малый, достойный ее самой, способный решать многие неординарные задачи в нашей совместной дальнейшей жизни, которую она задумала с умопомрачительной перспективой. Она хочет видеть во мне не только мужа, но и сильного делового партнера. Советские поговорки типа: «Не имей сто рублей, а имей сто блядей» или «С милым и в шалаше рай» – для Софьи, не более чем сказки про Белого Бычка.
В общем, все встало на свои места. Почти. Либо я должен решить ее задачу, либо отойти в сторону и не мельтешить своей никчемностью перед Софьей. Я отставил ром – распивать горячительное ОТНЫНЕ мне больше некогда. Теперь для меня время – деньги. И его надо приберегать для выполнения задачи, поставленной передо мной Софьей. Теперь мне надо много, но быстро думать, смекать и, главное… делать.
Глава III Черный принц
Я решительно встал и вышел из номера, заперев его на ключ. Тут же за моей спиной клацнул замок двери, по коридору – напротив. Я обернулся и обомлел: передо мной стоял черт в цивильном клетчатом костюме и цветной, в пальмах и попугаях, рубахе без галстука. В левой руке он держал дорогой коричневый кейс из крокодиловой кожи. Наваждение длилось только доли секунд. Мне протягивал для приветствия руку, с белой ладошкой, негр. Настоящий негр. В живую негра я видел впервые.
– Моиз Нголо! – представился он.
На его лице, с детской, иссиня-черной, кожей, лишенном всякой растительности, если не считать легкого пушка под носом, расплылась, губастым большим ртом, и застыла, оставшись на пучеглазом лице, словно приклеенной, широченная елейная улыбка. Блеснул ровный ряд конских, жемчужных зубов.
Я протянул ему руку и ощутил сырое, холодное пожатие, по-женски, слабой руки, словно я ухватился за руку только что оттаявшего мертвеца. Видно, что сил у него было немного: он был безмерно худ, длинный, как гимнастический канат, и выглядел, словно барахольный шест, на котором на продажу развешали вешалки с одеждой.
– Николай, – с любопытством, к представителю знойной Африки, ответил я.
– Я мочь поговорить с вами два слова? – на сносном русском проговорил Моиз, заискивающе посмотрев на меня влажными лупастыми глазами.