Но Катрина не стала заострять на этом внимания, лишь немного огорчившись из-за того, что не у кого в случае чего спросить дорогу.
Где жил Уинсард, она не знала, так что направилась по одному из немногих известных ей путей к дому Мар. Попасть в её обитель оказалось на удивление легко, и вот уже Катрина стоит на зеленой полянке перед массивным белоснежным дворцом.
-Мар!
Она вбежала внутрь, но там было совершенно пусто. И это странно, ведь в последний раз, когда она тут была, здесь хватало слуг. Но сейчас, пройдясь по комнатам в поисках хозяйки дворца, она не нашла никого.
-Мар!
Никого. Катрина почти час ходила по особняку, прежде чем решилась пойти куда-нибудь ещё. Это был риск, все-таки, она не одна из Двухсот, так что в Башне Богов ей явно не место, но просто так уйти она не могла.
Как не странно, Катрина без особых проблем смогла попасть ещё в четыре мира, но в каждом из них было пусто. Богов не оказалось в своих апартаментах. И даже никого из прислуги не было видно.
Больше паладинша решила не пытать счастья в покоях богов, а отправилась на самый верх. Тем более, никто даже и не пытался её остановить. Странно, что смертной позволено беспрепятственно передвигаться тут.
Насколько помнила Катрина из разговоров Уинсарда, Гаменир, тот, кто по идее тут заправляет, жил где-то наверху.
Найти огромный тронный зал не составило труда, ведь под него был выделен целый этаж башни. Это место действительно поражало своим размахом и величием, по сравнению с которым все, что находилось в столице Трилора, можно было сравнить с глухой деревушкой.
Но и тут девушка никого не нашла.
Она потратила почти четыре часа на то, чтобы осмотреться тут, но не смогла найти ни слуг, ни тем более богов. Зато нашла путь на следующий этаж. Тот находился прямо за троном и, судя по тому, что знала Катрина, там находились покои Отца.
Огорченно вздохнув, она уже собиралась отправиться назад, решив прийти сюда вновь через день или два, когда состояние улучшится, а то от нагрузки девушка уже начала ощущать, как ноют не до конца зажившие раны. Лекарь предупреждал, что ей нужен покой, но Катрина слишком упрямая, чтобы просто лежать и дожидаться когда Макс сам «прискачет».
Она уже один раз находила его, и если понадобится, найдет и второй!
Шумно втянув носом воздух, собираясь с духом, она направилась прямиком в сторону двери, ведущей на самую вершину башни. Лестница привела её к огромным серебристым воротам, открыть которые у неё получилось далеко не сразу.
-Наконец-то… - пробормотала она себе под нос, когда те наконец-то сдвинулись с мертвой точки. Для того, чтобы их открыть, Катрине даже пришлось вновь призвать Небесный Доспех, правда всего на несколько секунд. Ей не нужно было распахивать врата настежь, достаточно чуть-чуть приоткрыть, чтобы суметь пролезть.
Протиснувшись через щель, она оказалась в куда меньшей зале, но в ней так же присутствовал трон, только не золотой, а из серебристого металла. Вот только на нем никого не было…
Катрина осторожно вошла внутрь, покрутила головой, но иных помещений не увидела. Вне всякого сомнения это были покои Отца. Но… Отец не покидал вершину Башни уже несколько тысяч лет.
-Что тут, разорви меня Инферно, происходит…?
В Башне Богов не было ни одного бога.
***
Шуб-Ниггурат нравилось использовать аватары. Истинный облик богини был слишком… чудовищным и неповоротливым. Она и сама его не слишком любила и немного завидовала своим «братьям» и «сестрам», у которых подобные тела были изначально, и им не нужно было прятаться за специально созданной марионеткой.
Первые тысячелетия с аватарами вечно были какие-то проблемы. Создаваемые тела были хрупки и не способны выдержать всю мощь одной из Древних, но Шуб училась. И в данное время аватары без особых проблем могли использовать больше половины её исходных сил, и при этом не распадаться.
Но любила она их за другое, ведь именно через аватары богиня могла получать удовольствие. В истинном облике она ничего не чувствовала: ни запахов, ни вкуса, ни прикосновений.
Сейчас Древняя богиня предпочитала использовать аватар в виде красивой темной эльфийки с превосходными формами и неплохим порогом чувствительности. Первоначально она использовала его для того, чтобы психологически воздействовать на одного смертного, питающего к прототипу этого сосуда нежные чувства, но в итоге решила оставить его подольше.