И вот мало-помалу Оптинская братия, никем не понуждаемая, стала относиться со своими душевными нуждами к прямому наследнику духовных дарований оптинского старчества, — о. Иосифу. Шамординская обитель во главе со своей настоятельницей также вручила себя его руководству (архим. Исаакий на вопрос настоятельницы — к кому им теперь относиться, ответил: «Как у нас в Оптиной один общий старец о. Иосиф, так и у вас он должен быть…»); а за ними потянулись и другие обители и миряне, и снова Оптина Пустынь засветила на всю Россию свой светочь старческого окормления. И дверь старческой келии по-прежнему была открыта для всех желающих, нуждающихся и ищущих духовного руководства, поддержки в искушениях и утешения в скорбях.
После старца Амвросия осталось много неоконченных и запутанных дел, и батюшке о. Иосифу первое время очень трудно было во всем разобраться. На выраженное одной особой соболезнование по этому поводу, о. Иосиф твёрдо отвечал: «Да, батюшка оставил меня в неловком положении; но хотя бы и в Сибирь пришлось пойти, а старца судить никогда не буду». И за такую самоотверженную преданность и любовь Господь помог ему все дела привести в полный порядок, так что все успокоились и ещё больше стали доверять ему.
Одна мирская особа, которая окормлялась у батюшки Амвросия, после его кончины сильно скорбела и недоумевала, к кому ей теперь обращаться: к о. Иосифу, или ещё к кому? Сидя раз с такими мыслями в глубокой задумчивости, она, как бы в полудремоте, ясно слышит голос старца Амвросия: «Держись отца Иосифа, — это будет великий светильник». Это и положило конец её колебаниям.
Старческое служение
Так видимо и непосредственно вразумлял и помогал старец Амвросий своему возлюбленному сыну, ученику и наследнику своих дарований.
По кончине великого старца Амвросия его келья, или как принято её называть «хибарка» — свидетельница стольких молитв и подвигов, где совершилось столько духовных возрождений, где пролито столько слёз скорбных, радостных и покаянных — не опустела; приток живой воды лишь как бы на время остановился и затем снова забил сильным ключём. Дух Богоносных Оптинских старцев: Льва, Макария, Амвросия — воскрес в лице о. Иосифа. Хотя последний, конечно, имел и свои индивидуальные свойства, но он во всех своих взглядах, поступках и решениях был так проникнут духом своего великого учителя, что действительно становился как бы его отражением. И это-то именно и было дорого в нём, особенно первое время. Для той любви, веры, преданности, какие имели все к старцу о. Амвросию, было слишком тяжело отдаться другому наставнику. И только одно сознание и уверенность, что о. Иосиф скажет именно то, что сказал бы о. Амвросий, что он решил вопрос непременно так, как решил бы его покойный старец, что от него услышишь наставление, которые он сам некогда принял от старца — это духовное единение, эта, так сказать, видимая осязательная преемственность великого дара старчествования, — всё это и влекло к нему и сближало с ним постепенно. Даже наружность о. Иосифа стала походить на о. Амвросия и это, чисто внешнее обстоятельство, сказывалось в душе духовных детей почившего старца, его таинственное духовное присутствие ощущалось всеми, и нередко, когда старец о. Иосиф выходил на общее благословение, слышались возгласы: «Да это точно сам батюшка Амвросий… как он похож на батюшку!»