Батюшка! С чего бы мне начать, чтобы хотя немного сосредоточиться в себе, — или уж никуда не ходить, кроме самых необходимых случаев?
Старец. Вот с этого и начни; сиди в келье, и келья всему тебя научит, — только терпи, будут смущать помыслы выйти, — не поддавайся. Ведь все святые этим путём шли. Прочти у Феодора Студита, как он не велит останавливаться и разговаривать, когда выходишь из церкви; да и в уставе об этом сказано. А то мы уж извратили порядок монашеской жизни; у нас всё на выворот пошло.
Говорил также батюшка, что старец Лев писал одной духовной дочери: вот тебе три орудия в брани духовной: смирение, терпение, самоукорение, — сими побеждай.
Ещё на мой вопрос, можно ли кому что дать? Старец сказал: можно, если имеешь что лишнее, но не монастырское, на которое тебе не дано благословения. А можно ли что брать у кого, если дают? Старец: можно и принимать, — это тоже знак смирения, как авва Дорофей говорит; но если не имеешь нужды, то, конечно, лучше не брать.
Батюшка! Мне помысл говорит давно: не имей ничего, как св. отцы учат.
Старец на это сказал: имей, что нужно и необходимо, а лишнего не собирай, а если не будешь иметь, да будешь скорбеть, то что толку? — лучше держись середины. Можно иметь, только не привязываться ни к чему, и быть как неимущему; такое устроение и было у святых.
Молитва Иисусова, батюшка, плохо идёт у меня. Кажется и простая вещь, везде и всегда можно бы творить её, — так нет, — забывается.
Старец. Да, она как бы и простая вещь, а неудержима; сказал несколько раз и забыл, — вспомнил, ещё проговорил десяток раз — и опять разсеяние. В день то сотню одну скажешь, а воображаешь, что молитву проходишь. Поэтому вначале надобно непременно количеством на счёт проходить, пока не получишь навыка.
После исповеди я сказал дорогому отцу моему духовному и старцу: «Батюшка! Как бы я желал всегда быть исправным в моём звании, в исполнении монашеских обетов, и вообще пред Господом во всех моих делах и поступках. Иногда сердце как будто и горит любовью к Богу и готов исполнить Его волю, но лишь только решится взяться за внимательную жизнь, как враг тотчас окрадывает меня: душа моя скорбит о таком нерадении, — когда же я начну исправно жить, а время то идёт».
Старец. Да, что делать? Всегда мы неисправны перед Богом; надобно молиться об этом. Ты знаешь, как написано у пр. Макария Великого: «Безстудно должно вопиять к Богу, чтобы Он смиловался и сам помог нам, потому что мы своими силами и сами собой ничего не можем сделать хорошего. А если будем часто молиться, докучать Богу, вопиять безстудно в великом смирении, то Господь и поможет».
Давно у батюшки не был. Был болен родной старец, никого не принимал вот уже с месяц. Очень похудел дорогой наш батюшка, морщин ещё прибавилось, но образ его стал ещё привлекательней, настоящий преподобнический. Получив благословение, высказав свою скорбь по случаю болезни его, я спросил о давно мучившем меня вопросе и получив на всё глубокий, духовный ответ, я был понемногу утешен батюшкой, и просил не оставлять меня своим духовным руководством.
Слава Богу! Батюшка ещё принял меня, и снова получил аз грешный утешение и подкрепление моей унылой и приснослабой души. Благодатный старец ещё подтвердил мне касательно молитвы. Пятисотницу тоже не велел оставлять никогда. «Если не пришлось исполнить с поклонами, то можно без поклонов, — сказал старец. Если нездоровится, или устанешь, то можно сидя пройти её; но, конечно, если здоров, то надо исполнить её стоя и с поклонами».
Батюшка! Вашими св. молитвами, слава Богу, я как бы немного привыкаю к молитве, конечно, внешней.
Старец сказал: «Это хорошо. Ничего, что внешне; при неопустительном исполнении келейного правила явится охота и помимо правил заниматься Иисусовой молитвой». Тут мне батюшка сказал что-то очень важное и полезное из жизни одного св. отца; но враг выкрал у меня из памяти, и я забыл, что было сказано. Удивительно, как батюшка может нужное сразу найти, что сказать. Из этого видно, что он есть истинный наставник, и сам есть делатель монашества. Счастлив я, убогий, что имею такого опытного в духовной жизни отца, незаблудного, истинного руководителя, которого люблю истинною, сыновьей любовью.
Ещё батюшка говорил мне, что молитву Иисусову надобно произносить раздельно, редко; а что помыслы приходят, — это обычно диаволу — навевать, дабы отвлечь внимание от молитвы. Но тут-то и нужно усерднее и более углубляться в молитву, и помыслы, т. е. сам диавол жегомый страшным именем Иисусовым, бежит. Затем старец удивил меня крайне: только что я хотел ещё высказать ему, а он, отвечая на мою мысль, говорит: «А иногда враг держит за сердце, раздражает ненавистью к кому-либо и осуждением». А я именно это-то и хотел сказать, ибо имел скорбь на одного человека; а батюшка предварил меня.