На этом основании и девица А-ия может говорить являющейся: хоть ты и молишься, а я всё-таки не могу верить тебе, и прошу тебя не являйся ко мне, ибо я великая грешница и недостойна благодатных явлений. И пусть она усерднее молится Богу, чтобы Господь избавил её от этих явлений, ибо в них кроится большая опасность. Ещё прибавлю: не имеет ли А-ия о себе хотя тонкого мнения, что она исправно живет. Если имеет, то вот и причина, почему враг приступает к ней с искушением. Все великие святые считали себя грешными и окаянными паче всех людей и только через такое смирение они и сделались угодными Богу. А что умершая является в небесной одежде и светлою — это пустяк».
Тому же иерею старец писал: «Вы пишете что у вас некоторые занимаются врачеванием от укушения змей, употребляя для сего молитвы. Нужно бы вам эти молитвы просмотреть. А то бывают молитвы или бессмысленные, или даже с примесью хулы. Такие молитвы только радуют бесов, от которых, может быть, и помощь некая бывает. Должно молиться молитвами, принятыми в употреблении св. Церковью, и притом прочитывать их приличнее иереям Божиим, а не простому народу».
«Просите дать вам наставление об избавлении от рассеянности во время молитвы. Чтобы совсем не рассеиваться на молитве, для нас, грешных людей, невозможно. Но всё-таки должно стараться по возможности собирать свой ум, заключая его в слова молитвы, т. е. вникать в каждое слово молитвы. Холодностью и окаменением смущаться не следует, а продолжать понуждать себя к молитве, сознавая себя недостойным утешения и умиления. Если молитва холодна, то из этого не следует заключать, что она и неугодна Богу, а иногда даже такая молитва вменяется человеку в подвиг, если только человек смиряется и всячески укоряет себя перед Богом».
Духовная высота смиренного Старца
Уча других терпению, смирению, незлобию и всему необходимому для христианского расположения души, старец Иосиф первый сам подавал пример в исполнении всех этих добродетелей. Всякие скорби и неприятности он переносил с таким благодушием и спокойствием, что посторонние и не догадывались даже, какие испытания он имел.
Случалось, что ему с возмущением указывали на некоторые поступки других, явно вредные или производящие смущение. Старец и в таких случаях кротко говорил: «Что же делать? Надо потерпеть; нам от этого вреда не будет, а польза большая, если со смирением перенесём». Нередко говорил: «Бывает и ревность не по разуму; или: не знаете коего духа есте». На оскорбляющих он никогда не гневался и даже как будто вовсе не замечал дурного.
Когда приходилось на исповеди каяться в осуждении лиц недоброжелательно к нему относившихся, то старец обыкновенно говорил: «Осуждать не нужно; ведь это не они, а враг их возмущает, а за них молиться надо». Так проникнут он был смирением и так крепок был он духом.
Он одинаково спокойно принимал и честь, и бесчестие, и с таким же глубоким смирением относился и к похвалам. Когда ему передавали чьи-нибудь похвалы или выражали своё удовольствие по поводу какого-либо его возвышения, он всегда на это отвечал: Сие да мудрствуете в вас, еже и во Христе Исусе. Один раз ему сказали: «Вот вы, батюшка, всегда уклоняетесь от чести, а она сама за вами следует». Старец на это серьёзно ответил, глубоко вздохнув: «Да к чему это? На что это нужно? Впрочем, — прибавил он, — как не должно искать чести, так не должно и отказываться от неё живущим в обществе для пользы других. Налагаемая честь есть также от Бога».
Как сказано было выше, внутренняя духовная жизнь старца была для всех сокровенна. Одно только известно достоверно, что он занимался внутренней молитвой, или так называемым «умным деланием». Его ближайший келейник, которого старец не стеснялся, рассказывал, что входя по какому-либо делу в келию старца, он часто заставал его творящим молитву Иисусову. Батюшка, лежа на кровати, с великим благоговением и сокрушением сердечным, полушепотом произносил слова молитвы, особенное ударение делая на словах: Господи, Иисусе Христе… — и во избежание самообмана косточками от маслин отмечал количество пройденных чёток, для чего на столике около кровати у него всегда стояла коробочка с этими косточками. Особенно же умилительна и трогательна была эта молитва после приобщения Святых Таин, когда благодатный старец весь погружен был в молитвенное созерцание, и от сильного движения молитвы не мог даже сдерживать её внутри и громко призывал имя Божие.