– Так тебе неизвестно, чем я знаменит на Целлионе? – переспросил калека, когда мы уселись.
А ведь его распирало! Ненормальный малый, с него станется. Неужели он учудил что-то гадкое?
Даорак потер здоровой рукой колено.
– Ничего серьезного, просто разминка для ума, – заговорил он. – И зубы уже почти не болят. Но как мне рассказать о том замечательном дне, когда ты несведущ, как капуста? – он сунул нижнюю часть бороды в рот, послюнявил волосы. – А зачем тебя прислали асуры? Чтоб посмеяться над больным человекам, верно?
Я слез со скамьи, подобрал в пыли осколок красного кирпича. Даорак с присвистом вздохнул и отпрянул, поджав недоразвитую ручку. Решил, наверное, что я собрался проломить ему голову. Жалкий, чокнутый, испуганный насмерть молокосос!
– Вот, – я положил обломок на скамью. – Нарисуй мне Глаз и Колесо. Так будет понятнее.
– Прямо здесь? – он тряхнул обслюнявленной бородой.
– Конечно!
Даорак присел рядом со мной. Сначала он нарисовал короткую черточку, потом, мурлыча что-то под нос, начертил четыре окружности.
– Черточка – это Глаз, – понял я. – Он же является осью, на которое надето Колесо. А окружности – орбиты.
Меня разбирало любопытство, а Даорак продолжал орудовать осколком. На ближайшей к Глазу орбите он нарисовал один кружок, на второй – два на противоположных сторонах окружности; на третьей отметил целых три, расположив равносторонним треугольником. Четвертую орбиту он почему-то оставил без планет.
Это было очень четкое, даже какое-то механистическое мироустройство. И абсолютно не соотносимое с моими знаниями физики и астрономии.
– Пиренна, – сказал Даорак, указывая на ближайший к Глазу кружочек. – Ее сейчас нет на небе, зимой же она засияет, как маяк. Это – Лифостратон и Синфеон, – знаток сфер по очереди прикоснулся к кружкам на второй орбите. – Дальше: Карабелла, Арракан и Вишал.
– А Целлион? Забыл? – не удержал язык за зубами я.
– Темнота, – отрезал Даорак. – Целлион, Бхаскар и Амала – спутницы Вишала, – он вытянул руку вверх и указал на циклон, загадка которого не давала мне покоя весь день… не считая тех минут, когда приходилось стрелять и убегать.
– Это – что? Газовый гигант? – ахнул я.
– Вишал – это уплотнение в дыхании Брахмы.
– Уплотнение?
– Сверхтяжелое уплотнение, вокруг которого обращаются три мира-сестры.
– Круто, – не удержался я. – А что же находится вот здесь? – я прикоснулся носком сандалии к четвертой орбите.
Даорак на мгновение задумался. Борода вновь намоталась на палец.
– Я понял! Тебя действительно послали асуры, – заявил знаток сфер. – Они хотят испытать меня… Если и это испытание я выдержу с честью, меня заберут из Джавдата на мироход, на котором больше никто не будет бить и унижать калеку и книгочея.
Я пожал плечами, ломать комедию не хотелось.
– Вынужден разочаровать тебя, друг мой, я пришел по совету, а не по велению асуров.
– Ладно-ладно! – Даорак вскинул руки. – Я все равно расскажу тебе. Четвертый круг – это граница мира, за ней лишь тьма, населенная чудовищами…
Все ясно, межзвездное пространство имеет здесь дурную репутацию. Глаз всматривается в бездну, бездна всматривается в Глаз.
– О чудовищах я уже что-то слышал, – сказал я, припоминая беседу с посвященным. – Лучше скажи-ка мне, что такое Глаз?
Даорак растерялся.
– Глаз? А чем может быть Глаз? Глаз и есть Глаз. Глаз Брахмы, если тебе угодно. Он зрит на нас! – знаток сфер захихикал.
– Погоди! – я отобрал у горе-астронома кирпичный осколок и сделал центральную отметку на схеме мироустройства глубже. – То, что мы видим, – это столб из разогретой пыли и газа. Внутри него находится небесное тело, которое и отвечает за светопреставление.
Я хотел сказать «звезда», но не было – не было! – такого слова в языке, на котором говорили народы, населяющие миры Колеса.
– Ты действительно так думаешь? – Даорак прыснул. – Тогда ты безумен, как и я. А может – даже больше. Как жаль, что тебя не было в тот замечательный день, когда меня привязали к скаковому бактру и протащили по проспекту под свист и улюлюканье толпы.
– Уверяю, это зрелище не доставило бы мне удовольствие, – ответил я. – Скажи, за что они так?
– Я же говорю, то была лишь разминка для ума! Никакого прикладного назначения! – Даорак перечеркнул схему мироздания крест-накрест. – Я написал трактат, в котором описывалось Колесо, не овеянное дыханием Брахмы.
«Мир без газовой среды! – мысленно воскликнул я. – Этот мальчишка попытался описать обычный космос!»
– Миры в моем представлении были холодны и безжизненны, – проговорил Даорак, вновь наматывая бороду на палец. – И ничто не могло удержаться на их поверхности, все улетало в бездну, потому что отсутствовало давление от дыхания Брахмы, благодаря которому камень, брошенный вверх, падает обратно на землю.