Он лежал на кровати и думал, что бы такое поделать. Ему ничего не хотелось. Он мысленно перебрал все немногие занятия, удовольствия. Нет, ничего. Как в каком-нибудь фильме про мальчиков и девочек: "Скажи, а чего бы ты сейчас хотел больше всего на свете?" И он вдруг понял, что сейчас, в данную минуту, он хочет одного, - чтобы его не было.
Жить приходится каждый день. Ни перерыва, ни отпуска. Ему стало худо от этого осознания. Как будто раньше он этого не знал.
Он проснулся где-то в углу, на какой-то лежанке. Желтоватые, тусклые обои на стенах - мутно, смутно, как будто здесь еще не выветрился вчерашний накуренный дым. Чужой сервант, и детские модельки автомобилей на нем. Да точно, Серега же собирал модельки. Их целые ряды.
Это было первое, что он увидел, когда очнулся. Вчера он нажрался; сначала днем, один, как обычно; потом продолжил в полузнакомой компании, потом сел на автобус и поехал, имея в виду еще одну, знакомую; там никого не оказалось, но зато он встретил бывшего одноклассника Серегу. Продолжалось уже у него, там была компания, совершенно незнакомая, на столе белая скатерть, много бутылок, много разной снеди, похоже что-то справляли-отмечали; он жал руки, перевесившись через стол, над белой скатертью, задевая бутылки, потом сел, место сразу нашлось, временами мелькала мысль, что надо обязательно позвонить родителям, потом вывалились за добавкой, Серега сует деньги швейцару, а он Сереге помогает, уже ночь вокруг; последнее, что он помнит - черно-белый экран телевизора, "шло кино".
Первым делом он глотнул, пожевал ртом. Слюней не было во рту абсолютно. Потом чуть повел глазами; стена напротив качнулась, поплыла; отозвалось мертвящей дурнотой во всем теле, во всем существе; заколотилось сердце. Голова звенела. Все ясно. Пощады не будет. Раззявив рот, он поскреб пальцем по совершенно засохшему языку. Пить. Он попытался встать, сделал движение, но сразу же замер. Лежал с закрытыми глазами, мелко дрожа, покрывшись потом, стараясь дышать поглубже и поровнее, чтобы сердце унялось, но слишком сильный вдох мог вызвать приступ тошноты. Вывернет на паркет... Хрен с ним...
Открылась дверь по диагонали, вошел, разнузданно шатаясь, Серега, его швырнуло к стенке. Он как будто еще продолжал вчерашнюю пьянку. Он был нечесан, со вспухшим лицом, что-то свинорылое было в его облике, как у карикатуры с антиалкогольного плаката. На мгновение он даже испугался, даже несмотря на то что подыхал, - неужели и он сейчас выглядит так же? Серега присел у стола, свесив голову, - свесилась дикая черная грива, казацкий бунчук, - свесив руки между ног, как будто забывшись.
- Б...., с-сука!!! - внезапно бешено выкрикнул он, резко вскинувшись, яростно глядя в стену, совершенно трезво, на него не обращая ни малейшего внимания. Энергии в нем оставалось, оказывается, еще полно, хотя секунду назад он сидел, как полутруп.
Это он с мамашей, похоже... У них вечно... Яростно оттолкнувшись ладонью от поверхности стола, Серега поднялся; приволакивая ноги, пошел по комнате, глядя вниз, по стенкам; заглянул за сервант.
- Все выжрали... - пробормотал он, как будто лишний раз удостоверившись. И как будто неодобрительно, хотя сам же был среди выжравших.
- Ладно, слышь, - вполголоса сказал Серега, впервые заметив его, - ты как, жив? Пойдем ко мне, ну ее на хрен.
И пошатываясь пошел к двери.
- Серега, - позвал он. Но не получилось, только просипел. - Серега, - уже слышно.
Серега свалился на косяк, как будто переломившись, одна нога выехала вперед; мрачно глянул на него: чего, мол?
- Воды дай.
- А-а... Вроде какой-то запивон там оставался. Сейчас, поищу.
- Дай ВОДЫ.
Он говорил слабо, боялся потревожить голову, но как мог выразительнее шевелил губами, скалил зубы, чтобы до того дошло. Искать будет полчаса свой чертов запивон.
- Ты че, из-под крана будешь, что ли? Ее ж пить нельзя, хлоркой, б...., воняет, как!..
Поморщившись от отвращения, он вышел.
Пить. Пить.
Тишина. Потом вроде неясный шум. Потом вроде Серегин голос: "Все, сказал! Все!! Все!!! Вся-я-я!!!!" Хриплый, безобразный, алкашеский голос, вытрезвительный голос. Другого голоса он не уловил. Однако, а что, если мамаша заглянет сюда? Он запаниковал. Этого он не выдержит. Встал в два приема - все закачалось; скривился на один глаз от боли в голове, сердце снова заколотилось. Весь в поту, напрягая последние силы, пошел к двери. Сознание вдруг на миг пропало, показалось, что сейчас грохнется; рванув дверь на себя, он вышел из комнаты. Оказался в каком-то межкомнатном пространстве. Немного постоял; просекал, где Серегина комната; в этой квартире он бывал и раньше. Криков пока не было, мамаши тоже не было видно. Он скользнул - насколько мог скользнуть - в Серегину комнату. Там стоял стол, за которым пили вчера, он был все так же покрыт белой скатертью. Бутылок меньше, хабарики в блюдцах с остатками жратвы. Пить нечего. Хреново... Он осторожно сел в угол дивана, осторожно, постепенно откинулся. В другом углу сидел из параллельного класса. Он не помнил, что он был вчера. Знали они друг друга только в лицо. Вяло пожали друг другу руки. Молча сидели. Сереги не было. Мимоходом вспомнил, что тот, в другом углу дивана, считался бабником. На нем, кстати, вчерашняя сумасшедшая пьянка почти не отразилась, только несколько нездоровый румянец, и глазки поблескивают как-то не так. Зовут его Юркой, точно. Усы и глаза вразлет. Здоровый. "Куда этот подевался, не знаешь?" - обратился бабник к нему, с некоторой тревогой. Немного посидев, достал расческу, подошел к какому-то мебельному зеркалу. Его шевелюра не так уж сильно пострадала. "Бабник", - подумал он, глядя, как тот причесывается. Сам мельком взглянул на себя в зеркало. Свинорылый. Открылась дверь, вошел Серега, с размаху сел верхом на стул у праздничного стола. Бабник сразу оживился, забеспокоился.
- Слышь, Серый, она ментов точно не вызовет?
Серега сидел со свисающей сигаретой в углу рта, искал спички, шаря по себе. Ответил, погодя.
- Не, ни хрена не вызовет...
Прикурил, затянулся, вздохнул.
- Серега, мать твою, ты пить мне дашь, нет?!
- Тьфу, бля, щас.
И он начал заглядывать туда и сюда, в углы, под стол. Долго.
- Серега, ты нарочно, что ли, твою мать?!!
Он немножко уже окреп, от хожденья, разговоров. Расходился.
- Ша.
Ладонь вперед. Не на-да, мол. "О! Говорил, б....!" Откуда-то извлек целую, запечатанную бутылку пепси-колы. Чпок - открыл об ремень.
Издав хриплый, низко-горловой звук, он обхватил губами бутылочное горлышко. Он пил, теряя рассудок. Все же остановился на середине.