— Чего, прогнал тебя поп?
Сашка повернулся и невольно улыбнулся: рядом с ним с драной шапкой в руках сидел бородатый сожитель бомжихи Маши.
— Здравствуй, Коля.
— Здорово, коли не шутишь! Что, креститься пришел?
Сашка сокрушенно покачал головой:
— Можно сказать и так. Мне покоя да смирения не хватает. Веришь — нет, а никакой мочи!
— Велика твоя беда, — сразу понял, в чем дело, Коля. — На пузырь дашь?
— За что это? — улыбнулся Сашка.
— Я тебя покрещу. Крестить, по надобности, и мирянин может.
Сашка представил себе сцену крещения с Колей вместо попа и рассмеялся. Это был бы достойный финал.
— Давай, коли не шутишь! — в тон собеседнику весело согласился он, порыскал по карманам и вытащил полтинник. — Хватит?
— Нормально. Пошли.
Коля встал и побрел прочь, но, когда они подошли к реке, до Сашки как-то дошло всё безумие происходящего.
— Я не понял, Коля, ты что, в Шаманке меня крестить собрался?
— А другой реки у нас нету. Да и Христос в Иордани крестился...
— У тебя что, крышу сорвало? — захохотал Сашка. — Или в школе не учился?! В Палестине среднегодовая температура плюс двадцать восемь!
— Скольких покрестил, а ни один не заболел, — парировал Коля. — Давай, Сашок, не ерепенься. Видишь, я уже раздеваюсь...
Сашка бросил на снимающего валенки Колю дикий взгляд и вдруг понял, что хочет это сделать! Он быстро содрал с себя одежду и шагнул на тонкий лед.
— Давай, давай! — подбодрил его Коля. — Здесь еще мелко. Надо подальше отойти.
Сашка отважно шагнул еще раз, провалился и, охая от ужаса и восторга, высоко подымая ноги и проламывая ледок, помчался вперед, туда, где уже стоял по пояс блаженно улыбающийся ему церковный нищий Коля.
Домой он возвращался на удивление спокойным и уверенным. То ли сказался перепад температур, то ли ему удалось сбросить часть адреналина, но только теперь мир не казался таким безнадежным. И даже если за ним придут — а за ним обязательно придут, — Сашка не хотел провести оставшиеся на воле часы в страхе и суматохе.
Он зашел в квартиру и, решительно отбросив мысли о Маргарите, разворошил дядькину книжную полку. Среди трудов Блаватской, Ошо и Раджниша отыскал Новый Завет. Улегся на диван, натянул до подбородка теплый плед и принялся читать.
История живого страстного человека была описана просто и безыскусно, и Сашка так втянулся в чтение, что и не заметил, как пролетел день, а за окнами снова повисли сумерки. Он отложил Завет в сторону и вдруг подумал о шамане Николаеве, своем прадеде.
«Он, поди, и крещен-то не был? Хотя имя и фамилия наши... Черт их, этих нерусских, разберет!»
Сашка понятия не имел, что таилось в истории его семьи даже на три-четыре поколения назад. Он закрыл глаза и почему-то вспомнил бомжа Колю, затем дядю Женю, — а как все хорошо начиналось!
Мир стал зыбким и цветным, а Сашка так и лежал в полудреме, просматривая все, что услужливо подсовывало ему воображение...
И тогда появился прадед. Он плавал в воздухе прямо над диваном с этим дурацким огромным бубном в руках и выглядел каким-то нереальным.
— Когда делом займешься, внучок? — поинтересовался он.
— Мне с этим не справиться, дед, — растерянно приподнялся на диване Сашка.
Шаман усмехнулся:
— Чтобы сбросить лавину, достаточно топнуть ногой. Чего тут сложного? Просто забраться на вершину и топнуть!
«Достал!»
— Брось, дед, лавина уже пошла.
— Если ты не вмешаешься, они друг друга просто перебьют. Именно ты — Избранник Силы! И только в твоих руках судьба всей шестой расы! Почему ты боишься?
— Не в этом дело, — соврал Сашка. — Просто я не хочу этой судьбы.
— Не надо бояться, — сурово произнес шаман. — Твой страх сбрасывает тебя вниз и снова делает человеком. Таким же, как они. Разве ты еще не понял?
Прадед внезапно ударил в бубен, и мощная вибрация пронизала Сашку аж до копчика. Что-то в этом было.
— Почему они такие жестокие? — неожиданно для себя спросил он.
— Потому что они люди. И они боятся, — так же прямо ответил прадед. — Хочешь, покажу?
Он ударил в бубен еще раз, и теперь грохот был такой, что Сашку чуть не сбросило с дивана, и он мгновенно выпал из реальности и провалился в сюрреалистический мир Силы.
Только здесь всё стало просто и понятно.
Он всей кожей ощутил дикий ужас пятнадцатилетнего арабского террориста перед сатанинской мощью наступающей западной цивилизации с ее ракетами, обороняющими покой продавшихся шайтану мужчин, и видеокультурой, воспевающей падших, даже не прикрывающих лица женщин.
Он до слез прочувствовал жуткий стариковский страх отставного генерала из Пентагона. Ибо перемены теперь всегда ведут к худшему и всегда наступают слишком быстро.
И он увидел, как трясется маленький русый мальчик от одной только мысли о том, что завтра снова будет алгебра.
— Это же Бугров! — узнал пацана Сашка и мгновенно перенесся в Дом горняка.
Федор Иванович так и сидел на стуле, принесенном кем-то на сцену. Сашка пригляделся к нему — и содрогнулся. Этот человек боялся всего: мизерной пенсии в недалеком будущем, нарастающего неуважения Маргариты, слухов о разводе с женой. Но более всего подполковник боялся людей; где-то глубоко внутри он точно знал: эти твари спят и видят, как сделать его, такого большого и могущественного, маленьким и никчемным. Точь-в-точь как та учительница по алгебре!
— Ну-ка, ну-ка, — пригляделся к нему повнимательнее Сашка — и ясно увидел, что, лишь когда Федор Иванович сажает кого-нибудь в «обезьянник», он может с облегчением вздохнуть и на секунду — не более! — расслабиться.
Сашка представил себе Вселенский Стадион, в который вот-вот превратится эта планета с подачи таких, как Бугров, и покачал головой:
— Им нельзя давать Силу.
— А разве есть другой способ сделать их иными?
— Я боюсь, — только теперь честно признал Сашка. — Я бы очень хотел не бояться, всё понимать и делать то, что надо, но мне это просто не под силу...
— Но ты бы хотел? — склонился над ним шаман.