Демосфен обрёл дар речи; вскочил с места и с жаром воскликнул:
— Афиняне, не слушайте безумца! Мы сокрушим македонян, как эллины всегда поступали с варварами. Пусть этот выскочка подойдёт к стенам Афин, и мы похороним его с войском на месте, чтобы наши потомки знали о том, как афиняне отстаивают свою свободу!
Нарочито театральным жестом показывая на оратора, он с презрительной ухмылкой обратился к нему:
— О тебе, Фокион, в Афинах говорят, что ты храбрый полководец, покрывший себя и Афины боевой славой. А я говорю о тебе, как о трусе, который попросту боится Македонии!
Фокион с естественным ему спокойствием немедленно отразил выпад:
— Никто не спорит, что Демосфен — пылкий оратор. Но сейчас ему надобно думать не о славе большого говоруна, а о том, как победить того, с кем он собирается воевать.
Поднялся скандал; сторонники Демосфена обвиняли Фокиона и тех, кто его поддерживал, в продажности македонскому царю и в трусости. Старик нашёл что сказать:
— Как много я вижу рядом с собой храбрецов-полководцев и как мало воинов, желающих умирать за отечество!
Ему гневно бросали обвинения:
— Ты не будешь радоваться нашей победе?
Он с удручённым видом качал головой и говорил им, как неразумным детям:
— Граждане афинские! Я буду рад победам над Македонией вместе с вами, но не хочу радоваться самой войне. Предлагаю поспешить в Пеллу с повинной, иначе привлечём к себе чудовищные испытания. Как случилось с неблагоразумными жителями Фив. Разве нам хочется погибели Афин?
В ответ многие плевали в его сторону и кричали с яростью:
— Ты изменник! Предаёшь тех из нас, кто сильнее всех любит отечество!
В какой-то момент полководец не выдержал и закричал, какие имел силы в голосе:
— Вы говорите, что любите отечество и готовы принести жертвы ради него. Вот и покажите себя! Станьте перед Александром и проявите мудрые речи. Смягчите его гнев, вымолите пощаду себе и горемычным беглецам из Фив. Я бы так оценил ваши усилия по спасению отечества, родных Афин. А если потребуется, несмотря на немолодые годы, счел бы за счастье, на поле боя расстаться с жизнью ради вас всех.
Демосфен вновь вскочил с места и ликующе возопил:
— Граждане Афин! Вот пусть Фокион сам отправляется к своему любимцу в Пеллу, вымаливает счастье для себя и заодно для нас с вами! Филипп давно оценил его усердие на пользу Македонии. Пусть теперь познакомится с его сыночком! Может, действительно, столкуются?
Оратор повернулся к старику.
— Македонишка с радостью выслушает тебя, Фокион, а ты, смягчив его гнев мудрыми рассуждениями, вымолишь прощение для невиновных эллинов!
Перепалка между двумя известнейшими в Афинах людьми подошла к неожиданному завершению. Предложение Демосфена встретили с восторгом. В Пеллу отправилось новое посольство во главе с Фокионом; его согласия не спрашивали, поскольку демократия предполагала безоговорочное подчинение меньшинства, личности — большинству, иначе — государственной власти…
Александр, наслышанный о мудрости, честности и принципиальности Фокиона, не стал отвращать от себя полезного для Македонии человека. Показал себя гостеприимным хозяином; нашёл время для близкой беседы о политике, военном искусстве и культуре, и каждый раз Фокион с удивлением отмечал его высокие познания во многих областях науки, культуры, искусства. К концу пребывания в Пелле посланец Афин убедил царя в том, что нельзя преследовать граждан за любовь к отечеству.
— Но разбойника Харидема и предателя Эфиальта вы мне всё равно выдайте! — настоял Александр.
— Справедливо, — согласился мудрец и засобирался в дорогу.
В тот же вечер в отведённую Фокиону комнату явился царский секретарь Эвмен, подал тяжёлый кожаный мешочек.
— Что это?
— Золотые монеты с лицом Александра, изготовленные по заданию царя Филиппа для особых случаев. Их ещё называют «филиппики». Они твои.
Фокион удивился:
— Зачем они мне, тем более столько?
— Сказано, новому другу, как дар.
— В таком случае позволь узнать, почему среди огромного числа добропорядочных афинян для дружбы выделен я один, да ещё столь щедро оплаченный?
— Неужели не ясно, что из всех один Фокион и достоин его дружбы. Таков выбор. А деньги — достойный для царей дар. Он знает, что у Фокиона многодетная семья, живут в нужде.
Фокион укоризненно посмотрел на Эвмена и покачал головой.
— Передай Александру мою благодарность за доверие. А если дар — своеобразный символ дружбы, то я, тем более, не имею права ничего от него взять, поскольку он мне теперь друг. И пусть впредь не мешает мне, Фокиону, оставаться Фокионом, какой я есть, — и в чужих глазах, и по существу.