После кремации огонь кострища долго ещё заливали из амфор лучшими сортами вин.
Первыми уходили женщины, за ними мужчины.
Для устройства последнего пристанища Филиппа в Эги со всей Македонии заблаговременно прислали лучших каменщиков. Трудились три дня и три ночи. Начали с глубокой ямы, где возвели небольшой храм с двумя камерами.
Александр поместил золотой ларец с прахом отца на каменные плиты первой камеры, заботливо укрыв драгоценной тканью пурпурного цвета. Рабы заполняли усыпальницу привычными для царя предметами обихода: амфорами с лучшим вином, золотыми и серебряными чашами, блюдами с уложенной доверху пищей, бронзовыми светильниками. Поставили железный треножник для жертвоприношений и костяную скребницу — для посещения «послежизненной» бани. Не оставили Филиппа и без боевого снаряжения: в углу оставили нагрудный бронзовый панцирь, короткий меч и пику, позолоченный щит, железный шлем с позолотой, бронзовые наколенники. В центре второй части усыпальницы устроили саркофаг — богато украшенное мраморное ложе с изящным фризом из скульптурных миниатюр людей и мифологических персонажей. Оставили высокий бронзовый лекиф — сосуд с благовониями.
Завершив приготовления праха царя к путешествию в потусторонний мир, Антипатр распорядился наглухо закрыть гробницу.
Рабочие подтащили на катках тяжелые каменные плиты и приготовились по команде поставить на место. В этот момент раздался громкий истеричный плач. Кричала Меда, дочь фракийского царя Кофелая, одна из первых жён Филиппа. Давно им оставленная, она проживала в Пелле его содержанкой. Расталкивая воинов, женщина бросилась к саркофагу и, содрогаясь от рыданий, обняла мрамор, словно любимого супруга. Двое жрецов попытались оттащить, а она вдруг выхватила откуда-то из складок одежды нож и ударила себя в грудь…
Иеродул в растерянности поспешил к Антипатру. Советник быстро нашёлся, пояснил ему и царевичу:
— Меда — фракиянка из гетов*, у них в обычае: если муж умирает, жена добровольно сопровождает его.
Жрец кивнул головой:
— Поступок фракиянки не соответствует обряду предков македонян, но, если так, пусть остаётся.
Александр повернулся в сторону матери, но по её безучастному виду понял, что её можно не спрашивать.
Истекающее кровью тело Меды не стали тревожить, оставили как есть; укрыли пурпурной тканью, затканной золотыми нитями с изображениями цветов. Сверху возложили диадему в виде золотых стеблей со множеством завитков и бутонов на витых золотых стеблях. Усыпальницу прикрыли каменными плитами, залили толстым слоем жидкой глины, смешанной с гипсом. После этого участники церемонии прошли мимо места погребения и кидали горсти земли. В результате образовался высокий холм — надёжное укрытие от вездесущих грабителей.
Люди уже начали расходиться, как услышали протяжное лошадиное ржание. Один из любимых коней царя словно прощался с хозяином. Иеродул спохватился:
— Боевой друг не хочет расставаться.
Коня привели на верхушку свеженасыпанного холма: он не упирался и лишь тихо пофыркивал, роняя слюну… Резкий удар меча конюха, и тёмная кровь боевого друга, пульсируя, медленно пролилась на могилу…
На месте погребения Александр совершил жертвоприношение, после чего начались обрядовые танцы. В круг вышли вооружённые люди, верхняя часть тела обнажённая, с мечами и щитами; встали друг против друга, изображая противников. Под резкие звуки флейт они нападали с яростными криками, воспроизводя боевую схватку, не проявляя страха или сбережения жизни. В размеренном темпе воины устремлялись друг на друга, напирая и отступая, чередовали выпады оружием с ловкими прыжками. Трое исполнителей в каждой руке держали по щиту; так действовали только опытные исполнители, в доказательство того, что могут справляться сразу с двумя противниками. Закончился танец быстрыми круговращениями и ловкими кувырками через голову; щиты из рук танцоры не выпускали!
На поминках македонского царя такой представилась пирриха — яркий воинственный танец, пришедший в Элладу с древнего Крита от куретов, легендарных воспитателей младенца Диониса.
Приближённые к царской семье с цветочными венками на головах проследовали на поминальный пир — перидейон. Под вместительными навесами на пиршественных ложах и за столами расположились друзья покойного, высшие военачальники, посланники греческих полисов*, приглашённые гости. Рядовым воинам и командирам раздавали мясо жертвенных животных и кувшины с вином из царских хранилищ. В честь царя Филиппа звучали похвальные речи, поскольку иные не допускались. Александр почти не прикасался к вину — он помнил поведение отца на пирушках, но к речам прислушивался с особым вниманием. Ему важно знать, кто поддержит его в предстоящей схватке за престол, на кого можно будет опереться на общевойсковом собрании. Но мысли всё время возвращались к только что завершившемуся погребению…